В чем значение разбирательства по иску Березовского к Абрамовичу? Что такое российское правосудие? И чем решение суда в Лондоне похоже на Хельсинкские соглашения?
С чего начинаются все перевороты — что в XVIII, что в ХХI веке? Со спора о легитимности власти. Что определяет легитимность? Традиция, закон или, на худой конец, суд. Но суд может поставить точку в самом остром споре, только если все стороны его признают именно судом.
31 августа судья Элизабет Глостер, слегка припозднившись на заседание из-за лондонского трафика, огласила "краткую версию" вердикта Высокого суда Лондона по иску Бориса Березовского к Роману Абрамовичу. Абрамович выиграл.
"Ну и что? — спросите вы. — Где здесь добро, а где зло?" Чем вообще, кроме знаменитых персонажей, интересен состоявшийся процесс? Гонорары адвокатов не в счет.
Предлагаю задуматься, почему это дело, все эпизоды которого разворачивались в России (за исключением полуконспиративных встреч главных фигурантов после 2000 года), рассматривалось в Лондоне, а не в Москве? Почему точно в таком же судебном зале, на другом этаже того же здания вскоре будет продолжено рассмотрение очень похожего иска Михаила Черного к Олегу Дерипаске, почему Николай Максимов судился с Владимиром Лисиным в Париже?
Список отечественных предпринимателей, повздоривших здесь, но ищущих правду там, можно продолжать. Стоит вспомнить и вал обращений российских граждан в Страсбургский суд, в котором они ищут если не защиты от родного государства, то хотя бы компенсации за ущемление своих человеческих прав. Напоминаю, Россия — крупнейший клиент Страсбургского суда.
Ломлюсь в открытую дверь? Но давайте повнимательнее присмотримся к тому, что за ней. А там вот что. Российский суд не является судом, самостоятельной и независимой судебной власти в нашей стране нет.
Даже на своем поле российский суд не пользуется доверием, а для суда это необходимо, иначе он профнепригоден. Лондонский, Страсбургский и прочие ненаши суды, разбирающие наши дела, — это не только признание неправосудного суда здесь, но и растущая утрата судебного суверенитета России.
К этому факту можно относиться по-разному. Можно его оспаривать, уходя в юридические дебри, можно соглашаться, что большинство стран признает приоритет международных правовых норм, под которыми они подписались, над национальными. Есть и примеры воинственного отрицания этой общепризнанной практики. Именно лондонское разбирательство между А и Б российского олигархата родило предложение "Нужно принять норму, по которой обращение в суд иного государства рассматривалось бы как уголовное преступление". Оставляю его без комментариев.
Москва не случайно стремится нарастить редуты, препятствующие обращениям в международные суды. В первую очередь это касается Страсбурга, к сожалению, есть и встречное движение со стороны самого Страсбургского суда, который спасается от роста обращений из России ужесточением требований к ним. Но количество обращений в международные судебные инстанции по делам, которые могли бы быть рассмотрены в России, если бы граждане и предприниматели доверяли российским судам, может перейти в новое качество.
Это качество — международное признание нелегитимности российской судебной власти. Причина — судебная власть подмята властью исполнительной. А раз так, неминуемо возникает тема нелегитимности российской власти как таковой. И в переходе из количества в качество дело Б vs А — мощный ускоритель.
Состоявшийся процесс представляет собой задокументированную, и не где-нибудь, а в Высоком суде Лондона, историю принятия важнейших, в том числе и политических, решений в России в 1990-х и 2000-х годах. Там масса интереснейших сюжетов.
Вот комментарий адвоката Абрамовича Джонатана Сампшна, прозвучавший в ходе лондонских слушаний, по поводу "Сибнефти", которую не поделили истец и ответчик: Березовский в 1995 году уговорил президента Бориса Ельцина учредить госкомпанию "Сибнефть" и сразу ее приватизировать, чтобы использовать как источник финансирования телеканала "ОРТ", который находился под контролем Березовского и должен был стать (и стал) главным инструментом поддержки Ельцина на президентских выборах 1996 года.
Есть и примеры из более близкой истории, касающиеся все того же телевидения. Допрошенный в суде глава кремлевской администрации в первые нулевые годы Александр Волошин подтвердил, что после аварии подлодки "Курск" (август 2000 года) и резкой реакции со стороны ОРТ на поведение власти в этой критической ситуации встречался с Березовским, акционером ОРТ, и даже организовал его встречу с Путиным. Вот что произошло, по версии Волошина: "Да не было никаких угроз! Не было оснований для этого… Если совсем точно сказать, мы проявили даже избыточную вежливость к Березовскому. Достаточно было дать указание менеджменту ОРТ больше не подчиняться Березовскому. Но дело в том, что он продолжал бы звонить журналистам, и им приходилось бы как-то увиливать от общения с ним. Поэтому мы прямолинейно поставили в известность самого Березовского". Вот как тот же эпизод "избыточной вежливости" изложен в исковом заявлении Березовского. Уже в конце августа 2000 года сначала руководитель кремлевской администрации Александр Волошин, а потом и сам президент Путин выдвинули ультиматум: или "добровольный" отказ от акций ОРТ в пользу правительства, или повторение дела Гусинского.
Березовский в дела ОРТ больше не вмешивался, для чего вряд ли хватило бы "указаний менеджменту ОРТ", угроза лишения свободы — аргумент более убедительный.
Лондонский суд диагностировал, таким образом, не только недееспособность российского правосудия, но и показал ряд эпизодов, когда российская власть действовала, мягко говоря, не вполне легитимно.
Можно возразить: ну и что — политику не делают в белых перчатках! Однако не стоит недооценивать фактор легитимности.
С чего начался развал Советского Союза с правовой точки зрения? С подписания Брежневым Хельсинкских соглашений. Москва считала их своей победой — там признавалась нерушимость послевоенных границ в Европе. Но недооценила заложенную бомбу — так называемую третью корзину, обязательства по соблюдению прав человека.
Диссидентское движение подтвердило свою международную легитимность, а советская система начала ее утрачивать.
Права человека стали одной из главных тем перестройки; ее "прорабов", если вспомнить цитату Ленина, "разбудило" именно диссидентское движение. Права человека — и сейчас важнейшая тема, а Европу не узнать, потому что Советского Союза нет.
Я далек от того, чтобы сравнивать советских диссидентов с А и Б. Суть не в этом.
Прогресс выражается во многих формах. В том числе и в уважении к правам человека. Именно здесь его главные ступени и измерения. И именно здесь власть проходит свой главный тест. Не на человеколюбие властителей, хотя и это важно, а на легитимность — на соответствие общепризнанным нормам, обеспечивающим права человека.
Лондонский суд показал, что российской властью тест не пройден.
В цифрах
$5,5 млрд — сумма иска Бориса Березовского к Роману Абрамовичу. Истец утверждал, что ответчик, за которым стоял Кремль, вынудил его продать доли в "Сибнефти", "РусАле" и ОРТ по бросовым ценам.
In brief
Лондонский, Страсбургский и прочие ненаши суды, разбирающие наши дела, — это не только признание неправосудного суда здесь, но и растущая утрата судебного суверенитета России.
Количество обращений в международные судебные инстанции по делам, которые могли бы быть рассмотрены в России, если бы граждане и предприниматели доверяли российским судам, может перейти в новое качество.
Это качество — международное признание нелегитимности российской судебной власти. Причина — судебная власть подмята властью исполнительной. А раз так, неминуемо возникает тема нелегитимности российской власти как таковой. И в переходе из количества в качество дело Б vs А — мощный ускоритель.