На Новой сцене Большого состоялась премьера международного проекта под названием wwb@llet.ru, в ходе которого две ведущие труппы США и Европы — Балет Сан-Франциско и Балет Монте-Карло — представили новинки своего репертуара, а балет Большого — две премьеры, российскую и мировую. Балетный интернационал воодушевил ТАТЬЯНУ КУЗНЕЦОВУ.
Премьера балет
Примерно год назад худрука балета Большого Сергея Филина осенила идея интегрировать труппу в мировое балетное пространство прямо на дому — в Москве. Реализовалась эта затея с неправдоподобной быстротой, хотя возможность собрать в один вечер под одной крышей такие востребованные компании, как Балет Сан-Франциско и Балет Монте-Карло, жизнь которых расписана на несколько лет вперед, граничит с чудом.
Однако амбиции московского руководителя простирались дальше продюсерских сенсаций. Проект был призван доказать миру в целом и труппе Большого в частности, что в современном балете москвичи не уступают самым продвинутым балетным компаниям. Для чистоты эксперимента труппы-гостьи привезли свежий эксклюзивный репертуар, а не те общепризнанные шедевры живых и покойных гениев, которые кочуют по странам и компаниям, составляя костяк афиши любого именитого театра.
Хельги Томассон, худрук Балета Сан-Франциско, решил представить сразу пятерых авторов, регулярно работающих с его компанией, и это оказалось роковой ошибкой: англоязычные хореографы, ставящие в единой классической, манере, были на одно лицо. Причем лицо это удивительным образом напоминало групповой портрет застойных 1970-х, когда советские балетмейстеры, уже победившие драмбалет, не знали, куда двигаться дальше, и вся их фантазия ушла на придумывание поддержек пооригинальнее, которые в результате выходили схожими, словно однояйцовые близнецы. В Балете Сан-Франциско королем плагиата оказался хореограф Лян: у него в дуэте артисты повторяют не только композицию, но и целые комбинации из адажио хореографа Уилдона, сочиненного на четыре года раньше и тоже включенного в московскую программу. Варьирование одних и тех же арабесков, обводок, жете случается, естественно, не по злому умыслу, просто у современных западных балетмейстеров (как и у советских в 1970-1980-е годы) классический язык сузился до словаря рутинного балетного урока.
На этом усредненно-равнинном фоне "Классическая симфония" Прокофьева, сочиненная Юрием Посоховым года два назад для Балета Сан-Франциско и теперь перенесенная им в Большой, выглядит сущим Уральским хребтом. Этот одноактный балет музыкален, скреплен внятной мыслью, а его хореография, пропитанная любовью к классической школе и иронией по отношению к тому, во что эта школа превратилась сейчас, выглядит легко и невымученно. Школярские шалости балетмейстера типа внезапно подкосившихся после большого прыжка колен, балеринских пируэтов в глубоком plie под рукой партнера, развинченного корпуса во время вращений и неизбежного jete en tournant, которое здесь делает не только премьер, а все мужчины разом — все эти приколы артисты Большого проделывают с лихостью и нескрываемым удовольствием. Среди общего энтузиазма бесшабашной свободой и безукоризненным профессионализмом выделяются солисты Вячеслав Лопатин, Екатерина Крысанова, Анастасия Сташкевич и засветившаяся в рядах корифеек Янина Париенко.
Со вторым балетом — мировой премьерой "Dream of dream", поставленной главным хореографом Бостонского балета Йормой Эло на музыку Рахманинова,— Большому театру повезло меньше. Хореограф рациональный, ироничный, суховатый, технологичный, с коротким танцевальным дыханием и дробной лексикой, окрашенной влиянием хип-хопа (всеми этими "волнами" и "электроразрядами", прокатывающимися по рукам и телу), явно не справился с открытым пафосом, широким мелодизмом и взрывами рахманиновского темперамента — музыка в этом балете существует отдельно от танцев. Не одолел Йорма Эло и наплыва артистических дарований: в его балете занято 11 артистов топ-уровня, и если среди нынешних мужчин Большого харизматиков в сущности нет, то балерины отличаются не только качеством танца, но и разнообразием сильных характеров. Хореограф слил всех в общий поток необязательных трио, квартетов, дуэтов и практически не использовал индивидуальность балерин, соединив их по двое, по трое в партиях калибра рядовых солисток. Повезло разве что Екатерине Шипулиной: угловатая пластика Йормы Эло очень идет ее длинному ломкому телу. Удивительно, что при такой "равноудаленной" хореографии примы и премьеры работали с самоотверженностью и усердием, столь редкими для снобов Большого,— похоже, работа с живым хореографом действительно стимулирует.
Из контекста русско-американского соревнования (в котором обозреватель "Ъ" присудил бы победу труппе Большого) совершенно выпал Балет Монте-Карло, по сути, авторская труппа Жан-Кристофа Майо. Этот удивительный, с неистощимой фантазией, хореограф руководит компанией уже два десятка лет, создав на Лазурном берегу собственный, ни на кого не похожий балетный мир. "Дафниса и Хлою" Равеля (2010), показанную в Большом четырьмя артистами его труппы, невозможно поставить в общий ряд с прочими балетами не только потому, что это не пуантная классика, здесь нет туров, прыжков и пируэтов. И даже не потому, что безупречная музыкальность автора и поразительная гармония танца, декораций, костюмов создает образ спектакля настолько цельный, что он не делится на составные части.
Искусство Майо — это иной подход к хореографии, родственный методу покойного русского гения Касьяна Голейзовского. У обоих каждое, самое крохотное, движение имеет смысловую и эстетическую самоценность как часть единого текста. Ведь человеческое тело — этот главный язык балета — обладает огромным количеством скрытых возможностей. И хореограф Майо, как когда-то Голейзовский, их обнаруживает, сделав зримыми самые неуловимые движения человеческой души.
Что же касается самого проекта wwb@llet.ru, то его значение несомненно и безусловно. Конечно, просвещение публики и профессионального балетного сообщества ценно и само по себе, недаром на премьере был такой ажиотаж, что хореограф Майо нашел себе место лишь на откидном стульчике. Но куда важнее то, что такое неформальное общение трупп приводит к практическим результатам. В частности, глава балета Монте-Карло, изменив собственной 20-летней традиции, уже согласился поставить новый балет специально для Большого театра. И во время выступления москвичей возбужденно ерзал на своем откидном креслице, шепча вслух: "Анастасия, Ольга, Кристина",— заучивал имена вдохновивших его балерин.