Комментарии 1

Писатель и журналист Игорь Мальцев — о том, нужны ли кинематографу «нравственные ограничения»

Игорь Мальцев. Фото из личного архива

Однажды американский кинокритик Паулина Кейл подробно разложила по полочкам кинофильм Дона Сигела с Клинтом Иствудом в главной роли «Грязный Гарри» и объяснила, почему фильм сугубо фашистский, а герой Иствуда — практикующий фашист. Да, да — там такая фабула про героического полицейского, который вершит самосуд.

Фабула и идея, которая потом как-то слишком дословно была воспроизведена в фильме С.Говорухина «Ворошиловский стрелок». В России слово «фашистский» надо употреблять осторожно — уж больно много тут желающих прилепить ярлык оппонету. Начиная с комсомольских рекомендаций дискотекам по репертуару, где, конечно же, группа Kiss — это и есть пропаганда фашизма. И кончая современными разборками в политической сфере, где давным-давно уже царствуют малограмотные любители. То есть тут ничего нового я не скажу. 

Затем Клинт Иствуд однажды признался, что, конечно, «Грязный Гарри» с его идеологией уничтожения «всякой мрази» — это был отклик на вседозволенность американского общества.

Определяет сегодня мразь, а также устанавливает рамки вседозволенности обычно тот, у кого ствол подлиннее и патронов побольше. И в этом смысле подавлять инакомыслие, геев, инородцев и любых других «не таких», вплоть до инвалидов — имя меньшинствам легион, особенно в большом обществе, — это сугубо фашистская практика и идеология. Она давным-давно принята русским социумом и всегда находит отклик в широкой, как разбег тройки, душе.

Более того, когда человеку говоришь, что, дескать, батенька, всё, что вы говорите, лежит на стыке нацизма и фашизма, так он, бедняга, еще и обидится — он же за общество радеет, за великую страну, а еще у него дед воевал. И бабка. И внучка. И Жучка.

И поэтому не было у нас никакой такой Паулины Кейл (подозрительно неарийская фамилия, кстати), которая бы сказала, что «Брат» — это сугубо фашистское кинцо и что за одну только фразу «А это вам за Крым» надо бы художественно-символически кастрировать автора, потому что она институциализировала реваншизм в огромном и нравственно нестабильном обществе. Идея подавления и запрета всего лишнего и прочей это мрази, которая распустилась при либерастах (судя по принятым в России срокам властвования, это были некие великие либерасты прошлого века — то ли Горби, то ли Черненко), она же всячески промоутируется. В том числе и вроде бы настоящими творческими личностями. Аж из прошлых веков.

Мне тут понравился г-н Говорухин, которого условно-демократическая общественность теперь называет только доверенным лицом кандидата, отказав ему в праве быть режиссером в тот же миг, как он возглавил предвыборный «не того кандидата» штаб.

Режиссер-штабист-председатель заявил, что российский кинематограф ожидают ограничения нравственного характера. И что, дескать, вообще настоящая культура рождается среди запретов.

При слове «нравственность» я с детства хватаюсь за рогатку, потому что когда кто-то бубнит про нравственность и основанные на ней ограничения, это значит, что он хочет внезаконно попрать чьи-то права.

Законно не может, а вот под соусом «борьбы за нравственность» — сколько угодно. При этом, конечно же, что нравственно, а что нет, опять будет решать тот, у кого длинней пистолет или прямей телефон. И если человеку скажешь: «А вот вы пропагандируете фашистскую идеологию в своем фильме», он ведь и обидится, и, может быть, даже заплачет. И никогда с тобой не согласится. Зато он же с радостью будет кромсать чужое кино, где ненароком кто-то сказал слово «ж..а».

На деле, конечно, за любой попыткой жутко нравственно ограничить разнуздавшихся при легендарных либерастах интелей стоит простая, как мычание, жажда подмять бюджеты, отобрать деньги, монополизировать рынки. Ведь не случайно скороговорочкой тот же Говорухин произносит слово «квотирование». Отличное слово — мечта всех советских режиссеров с тех пор, как за видеомагнитофон в квартире стало невозможно сажать в тюрьму. Ведь неконтролируемый ими (говорухиными и их кураторами) поток заграничных фильмов показал людям, что их долгие годы интеллектуально обкрадывали, запрещали иметь собственное мнение, и показал реальную разницу между индустрией кино и мосфильмовской кормушкой для своих семейных династий.

Тот, кто так и не смог снять ни одного интернационально прокатанного кино, мечтает загнать зрителя обратно в стойло, чтобы платил за их бездарное, оплаченное уже в три конца государством, творение.

Чтобы зритель внимал, как цуцик, их человеконенавистническим идейкам: свобода — это ложь, всюду враги, «этих» надо давить и т.д. Тем самым идейкам, на которые у русского киноведения и кинокритики так и не нашлось своей Паулины Кейл.

Источник