Политолог Борис Межуев — о том, как исторический опыт может помочь решить нынешние внешнеполитические проблемы

Борис Межуев. Фото: ИЗВЕСТИЯ

Президент Владимир Путин, отвечая на вопросы сенаторов, неожиданно погрузился в область исторических размышлений. Его заинтересовал вопрос сенатора Анатолия Лисицына о том, как Россия собирается отмечать столетие начала Первой мировой войны. Не ограничившись признанием особой значимости этой даты, президент неожиданно высказал совершенно не тривиальное суждение: по мнению Путина, причина официального равнодушия к Первой мировой в советские годы объяснялась тем, что коммунисты чувствовали историческую вину за проигрыш России.

Президент высказался даже еще более жестко: «большевики совершили акт национального предательства…». Итогом поражения в войне стали «громадные человеческие и территориальные потери», которые замалчивались в угоду «партийным интересам». Уникальность этого поражения состояла в том, что «наша страна проиграла проигравшей стороне». Справедливости надо отметить, что президент сделал оговорку: победой во Второй мировой большевики искупили свою вину за поражение в Первой.

И тем не менее антибольшевистскую резкость президента трудно скрыть. Тем более что его суждение не отражает точку зрения, которая доминирует в нашем общественном сознании со времен перестройки, причем поверх разделения на либералов и патриотов. И либералы, и патриоты сходятся в том, что России в принципе не стоило участвовать в Первой мировой войне, что прав был Столыпин, который хотел для процветания России 20 мирных лет, что именно за вовлечение в чужую и чуждую нашим интересам войну мы расплатились 70 годами коммунистической диктатуры. Если вообще чем-то Россия и обязана большевикам, так это именно выходом из ненужной России войны с Центральными державами. Поклонник германизма Дугин мог бы найти в этом вопросе неожиданного союзника в неистовом критике русского национализма Янове, автор драматургической Ленинианы Шатров сходился по этому пункту с идейным вождем русской правой Кожиновым. А уж когда наступил период общественной реабилитации красной идеи, никому в голову даже не пришло подвергнуть сомнению лживость мотивов, толкнувших Россию в мировую войну, из которой она не вышла победительницей.

И вот Путин выступает с заявлением, которое разрушает сложившийся в нашем историческом сознании консенсус. Чем же можно объяснить такой смелый и рискованный ход со стороны должностного лица, которое вроде бы призвано поддерживать и укреплять общественное согласие?

На этот вопрос возможно несколько ответов. Путину, судя по всему, и в самом деле психологически близок так называемый белый патриотизм: он тепло отзывается о Деникине, всем известно его пристрастие к философу Ильину. «Белые» упрекали большевиков именно в том, в чем их упрекает Путин, — что они лишили Россию участия в общей победе. Если бы Россия продержалась еще год, мы сидели бы за столом победителей в Версале и черноморские проливы были бы нашими. Тут еще, возможно, сказывается очень специфический, я бы сказал, подчеркнуто северный, петербуржский, «белый европеизм» Путина: покинув ряды Антанты и заключив сепаратный мир с немцами, наша страна раз и навсегда вычеркнула себя из списка европейских держав. Роль гегемона европейского мира перешла к США, и сегодня мы расхлебываем последствия той, самой первой геополитической катастрофы, которая, возможно, предопределила все последующие…

Разумеется, многие почувствовали в словах президента намек на менее давние исторические обстоятельства: темы «преданной победы» и «территориальных потерь» непосредственно резонируют с тем, что произошло 20 лет назад, когда после распада СССР Россия лишилась тех самых территорий, которые отошли Германии после позорного Брестского мира. Правда, в данном случае сложно сказать, что Россия заключила мир с «проигравшей стороной», но, как знать, не станет ли победителем в грядущей схватке Китай?

Однако, думаю, высказывание Путина имеет еще более современный контекст. В настоящее время президент России подвергается почти ежедневному прессингу по вопросу о Сирии. Давление идет практически со всех сторон, г-жа Клинтон требует от России прекратить снабжать режима Асада боевыми вертолетами, Англия блокирует движение наших морских грузов в сирийские порты, внутренняя оппозиция неизменно упрекает Путина в дружбе с ужасными диктаторами… Влиятельнейшая New York Times посвящает целый разворот обсуждению актуальной темы, при каких условиях Россия готова сдать Асада.

Для Путина пойти на попятную в этом вопросе очень опасно. Те же самые люди, которые сегодня требуют от него отказаться от «поддержки кровавой диктатуры», после осуществления всех требуемых мер немедленно начнут его дискредитацию как слабого и уступчивого политика, зависимого от Европы и США. Будет побит главный козырь нынешнего российского режима: его относительная самостоятельность в международных вопросах.

Но тем не менее психология Путина такова, что он не хочет быть вместе с проигравшими. И здесь наш президент — не исключение, вся Россия сегодня поклоняется «золотому тельцу» победы, да, кстати, и не только Россия: отвратительное словечко «лузер» все-таки пришло к нам из спортивного и бизнесового английского.

Большевистская Россия для президента — это своего рода лузер в квадрате, мало того что она проиграла, так она еще и проиграла проигравшей стороне. Закономерно, что этот лузер в квадрате, даже искупив свою вину победой во Второй мировой, все-таки кончил свою жизнь именно как лузер, отказом от Восточной Европы и союзников по борьбе с империализме. Но что делать России сейчас, когда выбор перед ней стоит в общем небогатый: либо до конца держаться своей принципиальной линии и проиграть, либо сдать свои позиции и тоже проиграть.

Как говорил командир корабля в фильме «Экипаж», лететь невозможно, остаться — погибнем, остается взлетать. Победить невозможно, но нужно побеждать, не думая о победе. В принципе план Аннана предусматривает компромиссное решение сирийской проблемы в виде создания правительства национального спасения, состоящего из умеренных сил с разных сторон. Россия уже поддержала план Аннана, но остается вопрос о президенте Асаде и его полномочиях. Наша страна могла бы снять остроту этого вопроса, заявив о готовности — при чрезвычайных обстоятельствах и вне зависимости от обвинений — предоставить политическое убежище сирийскому президенту и его семье. Если бы мы сделали то же самое с Каддафи, удалось бы избежать такой крови в Ливии и страна была бы спасена…

Да, это вызовет критику и дома, и снаружи, Шендерович и компания опять начнут кричать о любви диктаторов друг к другу, а Гаага — размахивать своими вердиктами, но реально этот шаг будет означать серьезный вклад России Путина в дело мира на Ближнем Востоке. У Асада будут пути отступления, а у сирийского народа откроются хотя бы какие-то политические перспективы....

Бывают ситуации, когда победить невозможно. Тогда надо забыть о победе и делать то, что подсказывает нравственное чувство. Покойный мыслитель Вадим Цымбурский считал, что отстраненный взгляд на победу и поражение лежит в основе европейского художественного сознания: наиболее почитаемые герои европейского эпоса — от Роланда до короля Артура и Зигфрида — отнюдь не победители.

И, может быть, именно для того чтобы приобщиться к этой подлинной, глубинной Европе, Европе трагически погибших царей и полководцев, нам очень важно сегодня почтить память героев той великой, но, увы, не выигранной нами войны.

Источник