30 мая Л.И. Ошанину исполнилось бы 100 лет

Сегодня - 100 лет со дня рождения знаменитого поэта-песенника [видео]

Да нет, не буду я уверять, что Лев Ошанин мой самый любимый поэт. Когда я начала увлекаться поэзией, было модно все труднодоступное – гуччи-шмуччи, рокфор-бофор и Бродский наш Иосиф. А Ошанин – да что там! Он же был на каждом углу. Народный. Бери не хочу. И не знать его стихи было невозможно. "Голубые огоньки" моего детства были просто нашпигованы песнями на музыку "такого-сякого" и на стихи Льва Ошанина (все "такие-сякие" были, кстати, прекрасными композиторами и считали за честь работать с Ошаниным). И это были отличные, искренние песни! "Солнечный круг" в исполнении Кобзона и детского хора наполнял абсолютным восторгом, а "Эх, дороги"… да вы послушайте их еще разок – хвала интернету, там эту красоту можно найти и сейчас. А озорная песенка "Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не кажу"? Да пусть себе говорят, что песня стала символом жизни за железным занавесом – я не соглашусь. Вообще-то, это древнее восточное выражение, смысл которого в недеянии зла. Ошанин был, мне кажется, непрост, но всегда хотел найти ясные пути. Удалось ли? Ближе к концу он писал: В громкой славе иль тихой безвестности Я скажу, когда весь догорю дотла, Что жизнь моя, черт побери, прошла По сильно пересеченной местности"

Ошанин родился на Волге, в Рыбинске, в многодетной семье с дворянскими корнями. Но года в три остался без отца. Мать – музыкальный педагог, тянула детей сама.

Свои первые стихи Лев принес в "Комсомолку" - ему 16 было, а там (у нас, то есть) поэт сидит, заслуженный, весь в лаврах - Джек Алтаузен, Маяковского да Багрицкого почитывает – их тогда в нашей газете печатали. Ну и дал от ворот поворот наглецу. А "наглец" вернулся через два года – и тогда уж взяли исписанную вдоль и поперек тетрадку, душевные стихи были. Тот пожелтевший выпуск 30-го года долго хранился в редакции, да сгорел при пожаре. И замечательные стихи к песне "Эх, дороги, пыль да туман…" тоже напечатала "Комсомолка". Ошанин рассказывал: "С "Дорогами" тайна простая, как–то нечаянно добавилось к известному русскому слову это "эх", и стихи просто зазвучали в сердце", а потом с гордостью вспоминал, как на страницах нашей газеты маршал Жуков назвал эту его песню – лучшей о войне. Кстати, Ошанин совсем не считал зазорным факт, что "Дороги" были написаны по заказу ансамбля песни и пляски НКВД. А сейчас об это почему-то стесняются говорить. Все подгоняют поэта под идеал с нимбом. А никакого нимба не было - Ошанин был разным. Работал и токарем, и экскурсоводом, потом учился в литинституте. Работать умел и отдыхать умел – "мне нужно все, и девичьи запястья и добрый сон и ласковый уют…" По всем сибирским стройкам и молодежным фестивалям ездил ("Гимн демократической молодежи мира" им сочинялся, как говорится, на "глубоком знании материала). И девушек любил, пел им собственные песни о любви. Астафьев вспоминал, как все комсомольские активисты завидовали этому жизнерадостному очкарику, к которому девчонки прямо липли. Да, у Ошанина было ужасное зрение – он из-за глаз и в армию не мог попасть, когда война началась. Пока Пастернак не посоветовал ему вступить в Союз писателей – тогда, мол, пустят. Так и случилось – Ошанин стал военкором и выступал перед бойцами. А потом случилось другое – он подписал письмо с требованием высылки Пастернака за его "Доктора Живаго". Ну да, подписал. Это же 58-й год был. Ошанин считал, что так правильно, что Пастернак опозорил родину, опубликовав роман на Западе. Но взгляды тем и хороши, что их можно менять…

К старости лицо его стало очень красивым - чеканное, оно приобрело какую-то резкость, которой недоставало поэту раньше. Вот только он совсем ослеп, приобретя взамен какую-то внутреннюю зоркость. Гулял по Переделкину в толстенных роговых очках, с палкой и со своим поводырем псом Мартыном, и ласково всем говорил: "Привет, маленький!" - независимо от возраста. Незадолго до своего конца съездил к дочке в Штаты (она вышла замуж за американца), но умирать приехал на родную землю.

Источник