Писатель Дмитрий Дробницкий — о том, почему в России не появляется настоящих антиутопий

Дмитрий Дробницкий. Фото из личного архива

Наше новое кино — довольно странное явление, особенно так называемое кино «не для всех», претендующее на интеллектуальность и специфическую эстетику. Программа Александра Гордона «Закрытый показ» на «Первом канале» рассчитана на зрителей и критиков, являющейся адресной аудиторией именно такого кино.

Фильм Алексея Федорченко «Овсянки» можно было бы счесть неким отдельным феноменом. Однако после демонстрации незадолго до Дня Победы фантастической ленты Александра Зельдовича «Мишень» можно уже говорить о некой закономерности, ведь в отличие от других областей два явления в области культуры нельзя считать простым совпадением.

Оба фильма объединяет пафос смерти, причем исторически и эстетически оправданной. В фильме Федорченко птицы овсянки «сжалились» над двумя мужчинами, выклевали им глаза («поцеловали в глаза», по словам главного героя картины), и их машина попадает в смертельную аварию. В ленте Зельдовича люди, получившие бессмертие, умирают почти все, прочие же попадают в беду. И в притче Федорченко, и в антиутопии Зельдовича одинаковый пафос — все хорошее у нашего народа находится в прошлом, ничего хорошего в будущем не случится, так что лучше уж нам всем помереть.

Действие «Мишени» разворачивается в будущем, где невероятную экономическую мощь приобретает Китай, а России отведена роль лишь поставщика полезных ископаемых да вместилища транспортных артерий для доставки грузов с Востока на Запад. В этой России будущего удивительно мало людей, но оставшиеся живут долго и выглядят даже в пятьдесят лет на двадцать пять. Но возможно и обретение бессмертия. Для этого нужно попасть на территорию Казахстана, на некий заброшенный с советских времен объект (явный намек на Байконур), называемый «астрофизический комплекс для накопления космических частиц» или проще «Мишень».

Несколько человек разных профессий отправляются из столицы в «таинственное замкадье», экипированные так, как сегодня обычно экипируются москвичи для автопоездок по стране. К «Мишени» герои фильма направляются в яркой импортной одежде, напоминающей то ли горнолыжный костюм, то ли альпинистское снаряжение. Надо сказать, что до этого момента фильм «шел» неплохо. Критика московской тусовки с ее презрительным отношением ко всей остальной стране всегда полезна. И хотя в качестве вероятного будущего для нашей страны выбран самый банальный «плохой» сценарий, картина все еще вызывала во мне интерес — героям могла открыться истина или благодаря исследованию таинственного космического комплекса, или благодаря обретению бессмертия.

Однако ничего «чудесного» не происходит. Люди возвращаются обратно в ту же антиутопию сырьевой столицы, где главным ведомством является «Министерство недр и природных ресурсов Российской Федерации», где даже добро и зло имеют отношение к полезным ископаемым, а не к, скажем, культуре или социальному устройству. Через таинственные очки можно видеть количества зла и добра вокруг (само собой, зла больше и его зловещее преимущество растет), однако главным их предназначением оказывается выяснение вопроса, «добрые» ресурсы мы добываем из недр или «злые».

Многие могут возразить мне, что таково футуристическое видение автора, это и есть антиутопия. Если бы!

Невольно начинаешь сравнивать фильм Зельдовича в целом с посредственной американской картиной того же жанра режиссера Эндрю Николла «Время». Несмотря на смазанный финал, «Время» — действительно классическая социальная антиутопия. В ней указан главный источник катастрофического положения дел, есть персонажи, которые способны бросить вызов системе, есть люди, защищающие систему и довольно аргументированно (хотя и вызывая при этом неприятие у большинства зрителей), да и заканчивается картина хеппи-эндом, пусть в стиле «Бони и Клайд», но все же это отсыл к американскому мировосприятию, к части американской мечты.

В «Мишени» Александра Зельдовича ничего подобного нет. Источник зла — вовсе не система, да и не зло это вовсе, а неизбежность. Сами люди делают свою жизнь бесконечно отвратительной и безысходной. Даже бессмертие им не помогает. Вроде как у людей есть любовные отношения, но это только пустая оболочка, за ней нет искренности и страсти, ничего, кроме похоти и извращенных желаний слишком старых людей со слишком молодыми телами. Тоска, отсутствие будущего. Беда. Смерть.

Любопытно, как изображен сам космический накопитель «Мишень». Он порос мхом и бурьяном (куда ж без такой подробности!), но те металлические части, которые видны зрителю, более всего напоминают фрагменты бесконечно чуждого инопланетного объекта. Что-то среднее между «Гиперкубом» и «Сферой», только в казахской степи. Сила, которая дает бессмертие, называется не иначе как «энергия пустоты», а инструкции местного проводника просты: «Теперь спать. Наутро вас пробьет».

Пробило... Все становится только хуже. С особым смаком Зельдович рисует сцену секса таможенника со своей подругой прямо рядом с телами китайских «партнеров», которых он только что при ней убил, а также сцена самоубийства пиарщицы, бросающейся под скоростной поезд. И этот поезд по форме не «Сапсан» и даже не французский TGV, это точные очертания японского «Шинконсена», и вряд ли автор допустил здесь небрежность.

Чтобы сделать настоящую антиутопию, надо не просто показать безрадостное будущее, надо указывать на опасность, а не на неизбежность, будить беспокойство и давать надежду. Американец, читая или смотря антиутопию, уверен, что с его обществом ничего подобного совершенно точно не произойдет, а Зельдович нам показывает картину того, что с нами уже происходит и будет происходить и ничего другого никогда не будет. Возможно, советский проект и родил нечто чуждое и одновременно чудотворное, но, во-первых, это было в прошлом, а во-вторых, даже этим распорядиться вы не сможете, будет только хуже.

Я далек от мысли хвалить ура-патриотические картины, искажающие реальность. Но «Овсянки» и «Мишень» — это уже чересчур. Если энергия наших интеллектуалов и творческих людей будет и далее направляться в это русло, то возникает вполне законный вопрос: а нужны ли такие интеллектуалы кому-нибудь, кроме самих себя, и не стали ли они напоминать героев собственных произведений?

Источник