Витольд Гомбрович накануне разгрома Польши в 1939 году эмигрировавший в Аргентину
Витольд Гомбрович – белобилетник, освобожденный от военной службы вчистую, накануне разгрома Польши в 1939 году эмигрировавший в Аргентину, – свой долг перед родиной выполнил
Событие осталось почти незамеченным, что парадоксально. Русский язык верно фиксирует: событие – не просто бытие, а то, что случается между одним бытием и другим бытием. Незамеченное событие – нечто странное, необычное, как и писатель Витольд Гомбрович, с которым связано это самое незамеченное событие.
Организация пространства
Так всегда бывает с этим писателем – с его текстами и с тем, что вокруг него и них. Они удивительным образом организуют вокруг себя пространство. Ты оказываешься втянутым в это пространство и действуешь по его изогнутым, как парабола, законам. В довоенной Польше Пилсудского Витольд Гомбрович, сидя в кафе с коммунистическими поэтами, посередь разговоров о пролетарской литературе между делом упомянул о своем многовековом дворянском происхождении.
Не прошло и пяти минут, как кто-то стыдливо (а может, и горделиво) заметил, что и у него род вот такой-то, и герб у этого рода вот эдакий. Через десять минут все присутствующие принялись выяснять, у кого какой род, и рисовать на салфетках свои гербы. Поэт Владислав Броневский – человек с фантастической и трагической биографией, писатель, занявший в польской литературе то же место, какое в советской принадлежит Маяковскому, в ужасе воскликнул: «Витек, что ты наделал?! Ты коммунистов заставил заняться генеалогией и геральдикой…»
Итак, Витольд Гомбрович – польский сюрреалист и экзистенциалист, автор абсурдистских пьес, с триумфом поставленных на всех европейских сценах, скромный банковский служащий в Буэнос-Айресе, эмигрант, умерший в южнофранцузском городе Вансе в 1969 году. Любимец русского интернета. Не потому, что о нем много написано и вывешено (хотя и поэтому тоже), но потому, что все, что написано и вывешено о Гомбровиче в русском интернете, очень интересно и мастеровито.
Это, согласитесь, необычно. Интернет – это ведь помойка, на которой встречаются алмазы. А тут – россыпи. Причем гомбровичевские россыпи. Повторюсь: всякий, кто пишет о нем, попадает в его ритм, в его неподражательную странность. Он пишет не о Гомбровиче, а… о гомбровичевском. И истории с ним начинают происходить гомбровичевские.
В самом деле, после события я похвастался одной интеллигентной знакомой: «Знаешь, вчера встретился с вдовой Гомбровича и даже смог с ней поговорить». Интеллигентная знакомая посмотрела на меня с изумлением, но не с тем, на какое я рассчитывал. Изумление было такого рода: «Знаешь, я вчера встречался с вдовой Запупыркина…» – «Да? А кто это – Запупыркин?»
Получилась дикая, гомбровичевская ситуация. Вообразите себе: «Я вчера встретился с вдовой Достоевского», а в ответ: «А кто это – Достоевский?» Не станешь же объяснять, кто такой Достоевский! Про то тома написаны и еще будут написаны. Но я дожал ситуацию. Другому интеллигентному знакомому сказал про то же. Здесь реакция была адекватной.
Безумный славянин
Знакомый поперхнулся кофе: «Да ты что? Да сколько ж ей лет?» Тут я, конечно, растолковал приятелю, что классик польской и европейской литературы, родившийся в 1904-м, умерший в 1969 году, Витольд Гомбрович женился первый и последний раз за пять лет до своей смерти на очень молодой женщине. До того он не хотел нагружать чужую жизнь своим неустроенным, необеспеченным существованием польского эмигранта, мелкого клерка в Буэнос-Айресе, выкраивающего время для самых важных в его жизни литературных занятий.
Подарил юной девушке пять лет счастья близкого общения с известным писателем, с умным, образованным, воспитанным джентльменом, а не вручил ей тяжкий труд поддержки нервного, неустроенного, выкинутого на обочину социального существования литератора-эмигранта, пробивающегося в литературу. Я поинтересовался у жены польского классика Риты Гомбрович, француженки из Квебека: «Как работал Гомбрович? Как писал? Требовал ли полной тишины, чтобы можно было сосредоточиться?»
Рита ответила: «Ночью никогда не писал. Может быть, раньше, до меня. Но при мне работал с 9.00 до 12.00. Очень не любил, когда я проходила мимо него на цыпочках. Злился. Говорил: „Ходи нормально, ты же не в церкви“. Вообще, он совсем не походил на безумного славянина, каким его иногда представляют. Джентльмен. Он показывал мне свои рукописи. Я не понимаю по-польски, но он говорил с гордостью: „Посмотри, какой у меня почерк“. И правда, почерк у него был великолепный – ясный, каллиграфический. Он привык писать в любой обстановке. Он говорил, что первый свой роман писал, лежа на ковре у постели тяжело болеющего отца. Ухаживал за отцом и одновременно писал роман…» Знакомый выслушал мои объяснения, кивнул и спросил: «А каким ветром Риту Гомбрович занесло в Петербург? Где ты с ней пересекся?»
Дневник писателя
Сейчас и вам объясню про ветер. Ветер этот – то самое незамеченное событие. В Петербурге издан один из самых важных текстов для Витольда Гомбровича и польской культуры ХХ века – его «Дневник», который он вел в 1953-1969 годах на страницах польского эмигрантского журнала «Культура», руководимого Ежи Гедройцем. В ознаменование этого знакового события в дискуссионном зале Российского государственного педагогического университета имени А.И. Герцена и был проведен круглый стол «Витольд Гомбрович. Парадоксы патриотизма», в котором приняла участие вдова писателя.
Тема сформулирована верно, но вновь и снова – гомбровичевская ситуация. Парадокс-то исчез. Он сменился трюизмом. Витольд Гомбрович, белобилетник, освобожденный от военной службы вчистую, накануне разгрома Польши в 1939 году эмигрировавший в Аргентину, свой долг перед родиной выполнил. Он хорошо делал свою работу. Хорошо писал. Если бы польские политики и генералы так же руководили страной и армией, как он писал, то, может, и разгрома бы никакого не было… Те, кто обвинял Гомбровича в цинизме и антипатриотизме, били мимо цели. Что циничного в этом высказывании: «Патриот – это тот, кто готов отдать жизнь за родину. Я жизнь за что бы то ни было отдать не готов, значит, я не патриот…»?
Фото: Максим Войтиховский
Это мудрое и честное высказывание. У Юрия Домбровского, замечательного писателя, прошедшего сталинские лагеря, есть рассуждение о том, кто такие предатели, как они получаются. Предатели – это те, кто взваливает себе на плечи испытание, которое им не по силам, и ломаются под его тяжестью. Прежде чем сунуться в какое-то опасное предприятие, вспомните Гомбровича и Домбровского, прикиньте: вынесете ли? Потому что если не вынесете, то подведете не только себя, но и других. Все тот же Гомбрович: «Я был бы никудышным солдатом, а писатель я хороший». Тут уж сомнений быть не может.
Не просто хороший, но поучительный, что, казалось бы, странно, при том что в цинизме его обвиняли и справа и слева – и коммунисты в Польше, где он был запрещен, но (тоже гомбровичевская ситуация) неотъемлемо присутствовал в культуре, и католики, и националистическая эмиграция. Но, повторюсь, что циничного в этой максиме: «Я не спрашиваю у католика, в какого Бога он верит, я спрашиваю его, каким человеком он собирается быть»? В точку. Не надо мне говорить, как ты родину любишь, – не ври и не воруй, исполняй свой профессиональный долг – и вся любовь.
РГПУ имени А.И. Герцена. Круглый стол «Витольд Гомбрович. Парадоксы патриотизма»
Будь в курсе трендов, подпишись на Expert.ru в социальных сетях или .