Писатель Александр Генис — о том, почему история гибели «Титаника» по-прежнему вызывает ажиотаж

Александр Генис. Фото из личного архива

Угодив однажды на морской круиз, я так и не понял  его соблазнов. Главный из них, чудится мне, — череда трапез, которые начинались до рассвета и кончались с ним же. Откармливая пассажиров, как гусей на Пасху, администрация не давала забыть, что мы на море, и время от времени приглашала полюбоваться штурвалом и пообедать с капитаном. Не зная, о чем говорить со шкипером, я решил развлечь морехода беседой на близкую ему тему.

— Вам нравится «Титаник»?

Капитан поперхнулся шампанским и сказал, что сам фильм не смотрел и команде не позволяет.

Но это, конечно, не помогло, потому что ни на море, ни на суше не осталось человека, безразличного к судьбе легендарного корабля.

Подтверждением тому служит всемирный ажиотаж, который сопутствует  столетию знаменитой катастрофы. Только американское телевидение  выпустило пять документальных передач и новый художественный сериал. Уникальность этой годовщины  в том, что  ее отмечают сразу все: историки, философы, политики, поэты, искатели сокровищ, любители кино и все остальные, которые видят в самом знаменитом кораблекрушении судьбоносную веху и историческое предчувствие.

«Титаник» всем интересен, он — универсальный символ старого мира, по которому мы хотя бы тайком, но тоскуем. Грандиозный лайнер был гордостью долгого XIX века, не догадывавшегося, что всего через два года ему предстоит скончаться в окопах Первой мировой войны. Не зная, куда всё идет, сам «Титаник» шел на всех парах в будущее. Маршрут казался простым и неизбежным, как таблица умножения, ибо не углем, а прогрессом кормились топки корабля.

Поскольку кумиром XIX века считался инженер, то мощь цивилизации измерялась не словом, а числом — толщиной стали и количеством заклепок. «Титаник» (как Бруклинский мост до него и Empire State Building — после) — манифест  умной цифры. Вершина влюбленного в себя человечества, «Титаник» был его нарядным представителем. Все детали — от золоченых панно до шрифта в меню, от кожаных стульев до фарфоровых сервизов — звучали одной мелодией, но оказалось, что это не симфония, а реквием. Когда «Титаник», итог не только инженерной, но и философской мысли XIX века, свято верившей в железную поступь прогресса, нашел свой айсберг, кораблекрушение завершило степенный поход не точкой, а восклицательным знаком.

«Слава Богу, еще есть океан!», — воскликнул сумевший стать на сторону айсберга  Блок, узнав о судьбе «Титаника». Поэт, который умел слушать даже «музыку революции», увидел в катастрофе реванш стихии. Не мы покорили природу, а она нас. И чем сильнее мы давим на среду, тем страшнее ее ответ.

Во всяком случае, так пророчат кассандры экологического апокалипсиса. Чтобы заткнуть уши, мы бежим от тревоги в кино, которое немедленно оценило катастрофу и воспользовалось ею. Первый фильм о «Титанике» был снят в том же 1912 году, когда произошло крушение. За ним последовало множество других, включая немецкий пропагандистский фильм «Титаник» 1943 года, который запретил Геббельс, но восстановили наши современники. Однако главная экранизация трагедии — популярный до одиозности «Титаник» Кэмерона, который сейчас заново вышел на экраны, но уже в 3D.

У этой крепко, как сам «Титаник», построенной картины есть, как у него же, один кардинальный дефект — невыносимая  сентиментальность. Но ее, по крайней мере в моих глазах, искупает ментальный кульбит. Камерон превратил социальную драму в личную, незаметно сменив тему, масштаб и урок. Его «Титаник» — фильм о времени, оставшемся без будущего.

Будущего нет ни у злополучного корабля, ни у собравшегося на нем блестящего общества, ни, наконец, у главного героя — безработного и обаятельного американского художника, который никогда ни о чем не жалеет. Мы знакомимся с ним в тот счастливый момент, когда ему повезло: он выиграл  билет на «Титаник». Выходка фортуны, подсунувшей нужную карту, обернулась гибелью героя. Но ведь не сразу! Несколько дней на «Титанике» стали аббревиатурой завидной жизни, в которую успели уложиться и светский триумф, и внезапная страсть, и соединение с любимой, и избавление от неминуемой смерти, и неминуемая смерть, полная, впрочем, красоты, достоинства и самоотверженности. Так жалеть зрителю героя или завидовать ему?

Этот иронический вопрос — завязка того мифологического узла, разрубить который должен не финал фильма, а наше к нему отношение. Нравоучительный, как средневековое моралите, «Титаник» утверждает, что все мы — его пассажиры. Вопрос в том, чем украсить дорогу к айсбергу.

Источник