В конце марта на выставке «Прививка» алматинский художник Алексей Шиндин представил свои эксперименты на стыке фотографии и живописи
Выставка проходила в не совсем обычном месте, фойе общежития Алматинского цирка, и всего пять часов. Посмотреть на нее пришли знакомые художника и те, кто узнал о ней из социальных сетей. В небольшой комнате вдоль стен стояли холсты с красочными разводами и наклеенными поверх них фотокарточками, на столе лежали похожие изделия меньшего размера. В стенной нише на экране транслировалось видео. В один непрерывно воспроизводящийся видеоряд были смонтированы слайды и короткие фильмы. Некоторые эпизоды сопровождались звуками или музыкой. Основной прием, лежащий в основе фактически всех объектов выставки, который использовал художник — наложение. Внимание привлек видеоарт, в котором друг через друга проглядывали картины «малых голландцев» и кадры будней соотечественников.
Не хлебом единым
По словам автора, фильм посвящен теме независимости Казахстана и Нидерландов. Он не хотел навязывать зрителям какую-то трактовку своих работ, поэтому обошелся без названий и аннотаций. Однако известно, что творчество «малых голландцев» возникло благодаря обретению Нидерландами независимости от Испании, а также буржуазной революции и распространению протестантизма. Заказчиками художников стали не аристократия и церковь, а купцы, ремесленники, врачи, учителя и зажиточные крестьяне. Живопись превратилась в демократическое искусство. Ее малые формы определялись скромными размерами жилищ заказчиков. Темами полотен стали не священные сюжеты, а обыденные сцены из жизни народа. Независимость Нидерландов ознаменовалась расцветом не только экономики, но и искусства, адресовавшего себя простым людям.
Алексей Шиндин тоже обращается к обыденности, к быту своих современников, которые, так же как и четыреста лет назад, едят, пьют, курят, трудятся и отдыхают. Вроде бы так же, а разница огромна. Она заключается не только во внешних различиях, а в отношении к жизни и к себе. Иронию подобной комбинации ощущаешь сразу же. Но за ней открывается особый интимный план личной биографии, который вызывает чувство ностальгии об ушедшем времени, его простых мгновениях.
Алексей так же, как и «малые голландцы», работает на заказ — снимает кастинги, рекламу, клипы, но эта деятельность (в отличие от живописи голландцев) не имеет отношения к творчеству. Он не считает подобные занятия искусством или чем-то близким к нему — их нельзя с ним смешивать: «Я долго пытался настроиться на творчество. Но сейчас я понимаю, что даже такая работа, как дизайн и кино, — это конвейерное производство, основанное на бюрократии и формализме. Заявок, докладных и прочих бумажек больше, чем творческих моментов. В кино работает большой коллектив людей, и со всеми надо уметь координировать, создать что-то свое, авторское, очень сложно», — уверен Алексей. На съемках казахстанских фильмов он успел поработать художником-постановщиком, декоратором и бутафором. Но творчески выразить себя ему так и не удалось.
Наши художники стоят перед дилеммой: искусство или ремесло, творчество или заказ. Если за деньги — то ремесленный заказ от кого-то, если искусство — то творчество для себя. Когда художник не востребован как творец — это противоестественная ситуация и для него и для общества. Но Алексей не усматривает в ней ничего катастрофического: «Сейчас можно реализовать себя за рубежом, получить грант, поехать в творческую резиденцию», — поясняет он. При этом ему лично не хочется подстраиваться под зарубежный заказ. «В эпоху Возрождения и позже, в том числе и в Голландии, наряду с художниками, работающими на заказ, были и те, кто от него отказывался. Более того, многие буржуа сами писали картины, это было их хобби», — рассуждает Алексей. К тому же, как правило, коммерчески успешные проекты имеют мало отношения к искусству и о них быстро забывают, соглашается он.
Больше, чем жизнь
Выставка «Прививка» — это подведение итогов. Она заставляет задуматься о жизни художника, о среде его существования, о том, есть ли у нас своя субкультура, из которой возникает искусство. Ведь то, что создают художники — продолжение их жизненного мира. Например, видео с уже покойным поэтом и музыкантом Виталием Сорокиным было снято еще девять лет назад, когда рок-группа «Альгамбра» (лидером которой он был) записала альбом «Пропавшие без вести аэропланы». Почему и куда пропадают без вести творческие люди? Считается, что биография художника не определяет произведение искусства, его следует трактовать шире, а не выводить из его жизни. Искусство выше жизни и не сводится к ней. Кажется, что в алматинской среде творчество не преодолевает жизнь. Искусство так и остается фактом частной биографии и не доходит до широкой публики. «Много трудностей связано с реализацией творческих проектов. Виталий был талантливым музыкантом, но трудно попасть на студии звукозаписи, в эфир без спонсорской поддержки. Возможно, что сам он к этому не сильно стремился. Его идеалом было оставаться в своем мире, своей уличной среде. Мне всегда хотелось с ним работать», — рассказывает Алексей.
Искусство появляется тогда, когда людям не просто интересно проводить время вместе, а когда их общение — это условие творчества и осмысления мира, в котором они живут. Такие тусовки в Алматы явление редкое и локальное. Они, как правило, не перерастают в некий серьезный феномен, заявку на искусство. «У нас сильно выражена социальная градация, межклассовое расслоение. Нет интеграции. Все пребывают на своих уровнях и не пересекаются», — считает художник. Художественное объединение «Зеленый треугольник», существовавшее в конце 80-х и начале 90-х, стало такой средой и базой, где создавалось тусовочное искусство, общались поэты, художники, музыканты. Мне нравятся работы этого периода, пусть они сделаны брутально и топорно, но они трогают, признается художник. Видимо, поэтому в его работах прослеживается преемственность традиции. Сегодня бывшая участница «Зеленого треугольника» Сауле Сулейменова превращает фотографии в живописные полотна, раскрашивая их. Алексей же, напротив, растворяет фотографию в живописи, размывая ее в стекающих красках. По его мнению, фотография и живопись привиты и тянутся друг к другу изначально: «Я осознанно стал клеить фотографию на холст и расписывать. Мне важно размышлять на эту тему. Фотография — жесткая и документальная. Живопись не имеет такой информативной насыщенности, она больше передает настроение», — поясняет он.
Обаяние старины
— Тебе интересно работать с техникой. Название выставки «Прививка». Речь идет об эксперименте, попробую вот так — посмотрим, что получится. Или прежде была концептуальная подоплека?
— Думаю, нет. Мне нравятся и батик, и войлок. Нравится работать с фактурой, цветом и материалом.
— Но цель творческого исследования была надтехнической?
— Целью для меня было понять: почему живопись так плотно связана с фотографией. Живопись очень долго была универсальным визуальным языком, потом появилась фотография и видео. Но живопись не может вдруг исчезнуть. Сознательно и инстинктивно она присутствует в нас. В работах выставки я выяснял, что фотография — это рисунок тени.
— Голландцы были изобретателями цветовых гамм и сами смешивали краски. Как ты ощущаешь себя, работая с фото и видеотехникой, экспериментируя с ней?
— Я хотел показать, как работает отмирающая техника и живописные цвета. Я использовал старые, уже экспонировавшиеся и отбракованные фотографии, прикладную фотографию с кастингов, отслужившую свой срок. Это тоже своего рода прививка, путевка во вторую жизнь для отслуживших работ.
— Техника все время обновляется. Съемка на сотовые телефоны интригует наших современников — снимаешь и получаешь неожиданный результат, то, чего глазами не увидишь. Тебя поражают эти непредсказуемые технические возможности?
— Я не работаю в студии. Но знаком с техникой, фотоаппаратами, видеокамерами. Меня увлекает старая техника (новая оставляет равнодушным), старые широкопленочные камеры. У меня собралась их целая коллекция. Хотя я когда-то мечтал иметь современный зеркальный фотоаппарат. Я даже принимал участие в конкурсе, где призом был Canon. Сейчас же меня притягивают старые аппараты. Кажется, что они обладают особой аурой. Поражает, как люди легко реагируют, если их снимаешь старой техникой: объектив не выезжает, аппарат не жужжит, модели не напрягаются.
Кричащий шепот
С точкой зрения, что искусство не измеряется деньгами, не согласна искусствовед Валерия Ибраева. "Искусство — специфический товар. У нас нет связи между зрителем и художником. Неразвита художественная система, обслуживающая художника и зрителей, — считает она. — Предположим, умрет художник, его творчество кто-то переоткроет. Он должен сделать имя художнику: печатать каталоги, проводить выставки, разъезжать по миру.
Художник — тоже товар. Наши же художники выставляются где придется — чуть ли не в туалете". Искусствовед предложила провести выставку в квартире, которая сдается по часам. В ответ Алексей признался, что уже подумывал, а не выставить ли ему свои работы в арках между домами.
В творчестве Шиндина Валерию Валентиновну завораживает, как у художника получается "так неэффектно эффектно сказать об обычных непритязательных вещах". "Фотографы, как правило, стремятся произвести впечатление, достигнуть эффекта, ударить зрителя под дых. Фотография — муторное занятие. Снимками можно обклеить стены", — считает она. Алексей же не стремится к ясности посыла, позе и глянцу. Он, напротив, все больше ухудшает живописный, видео и фотоязык. Снижая привычные выразительные тональности, ему удается достигнуть эффекта шепота, который уже можно поставить на одну планку с пронзительным криком.
Будь в курсе трендов, подпишись на Expert.ru в социальных сетях или .