Она была не просто крупным меценатом и одним из самых выдающихся коллекционеров прошлого века. Пегги Гуггенхайм буквально поставила на ноги современное искусство.

Нравится

0  Комментировать

Пошли ко дну

У дочери богатого американского промышленника Бенджамина Гуггенхайма, родившейся в 1898 году, были очень странные родственники. Бабушка частенько спрашивала у прохожих: «Как вы думаете, когда последний раз мой муж спал со мной?», тетушка, большая любительница оперы, могла запросто запеть посреди Пятой авеню, один дядя потратил целое состояние на шубы, которые раздавал симпатичным барышням, другой предпочитал пить виски до завтрака и закусывать древесным углем, третий был настолько скуп, что питался исключительно в гостях. Не удивительно, что границы того, что считать нормальным, у малышки Пегги были размыты с самого детства.

Ее отец оказался пассажиром «Титаника». Согласно семейной легенде, он и его секретарь помогали женщинам и детям садиться в спасательные шлюпки. Тело Бенджамина так и не нашли. Он был неверным мужем и не очень заботливым отцом, финансовые дела были в полном беспорядке, и после его гибели наследство по меркам Гуггенхаймов (одной из самых богатых семей Нью-Йорка) оказалось более чем скромным. На фоне богатых кузенов Пегги чувствовала себя бедной родственницей.

Америка казалась ей ужасно скучной и чопорной, поэтому вскоре после своего совершеннолетия Пегги перебралась во Францию и вышла там замуж за Лоренса Вейла – не слишком даровитого писателя и художника, зато талантливого пьяницу и дебошира. Вейл знал в Париже всех и каждого, благодаря ему Пегги познакомилась с богемой и увлеклась искусством. Ее страсть к живописи в чем-то была близка помешательству. Как-то раз, например, Пегги потребовала от мужа, чтобы они занимались любовью в позах, которые она видела на фресках Помпеи. 

Послушайте, Холмс!

Брак с Вейлом распался в тот момент, когда Пегги встретила Джона Холмса, небесталанного английского писателя, ради которого она переехала в Лондон. Джон был слишком занят выпивкой, чтобы создать что-то стоящее, но именно он научил Пегги разбираться в современном искусстве. Он умер от анестезии во время простейшей операции, перебрав накануне со спиртным. Спустя долгое время Пегги вспоминала: «Я была рабой Джона пять лет, после его смерти я была совершенно раздавлена». В этот трудный момент ее спас совет приятельницы, которая предложила организовать издательство или художественную галерею. Последнее пришлось Пегги по душе. Она не обладала идеальным вкусом, зато умела выбирать правильных советчиков (в числе прочих – Нобелевский лауреат по литературе Сэмюэл Беккет и художник Марсель Дюшан) и была достаточно умна, чтобы следовать их рекомендациям.

Она начала активно скупать картины, сосредоточившись на трех направлениях: абстракционизм, сюрреализм и кубизм. В январе 1938 года в Лондоне открылась ее галерея, где проходили выставки Жана Кокто, Василия Кандинского, Танги… Госпожа Гуггенхайм взяла за правило приобретать хотя бы одну картину после каждой экспозиции и зачастую оказывалась своей единственной покупательницей. В то время авангардному искусству приходилось пробивать себе дорогу с боем. Однажды английские таможенники отказались пропустить присланные из Парижа скульптуры, предложив декларировать их как отдельные куски мрамора, бронзы и дерева. Пегги подняла настоящую бурю в прессе, и только тогда работы Бранкузи, Арпа, Колдера были признаны произведениями искусства.

Галерея приносила большие убытки, и ее пришлось закрыть. Тогда Пегги загорелась идеей создания музея современного искусства, но началась война, и девушка вернулась в казавшийся более спокойным, чем Лондон, Париж.

Какой-то сюр

Когда ситуация в Европе стала слишком опасной, Пегги уехала в Америку. Она увезла с собой коллекцию картин и художника-сюрреалиста Макса Эрнста, ставшего впоследствии ее мужем. В Нью-Йорке Пегги организовала свою галерею Art of This Century. Ее открытие произвело фурор. Публика восторгалась не только уникальным собранием предметов современного искусства, но и самой хозяйкой, щеголявшей в тот вечер в непарных сережках: одна была выполнена сюрреалистом Танги, другая – абстракционистом Колдером.

Пегги выделялась своим экстравагантным поведением даже в космополитичном Нью-Йорке. Она содержала семью первого мужа, выплачивала пособие своей бывшей учительнице, нескольким художникам и писателям. Но в то же время скупость госпожи Гуггенхайм в быту была притчей во языцех: после ужина в ресторане она начинала высчитывать, кто и сколько конкретно должен заплатить. 

Пегги обожала секс: среди ее нью-йоркских приятелей едва нашелся один, который не удостоился недвусмысленных знаков внимания с ее стороны. «Я что, впрямь такой непривлекательный?» - в шутку беспокоился он. На вопрос журналиста о том, сколько у нее было мужей, Пегги могла переспросить: «Своих или чужих?» Но как заметил один американский арт-дилер, не стоит судить Пегги Гуггенхайм по тому, как она выглядела, с кем спала и как одевалась, судите ее по тому, чего она добилась в своей профессии. «За четыре года она организовала больше выставок выдающихся новых художников, чем кто-либо другой в стране», - вторит ему известный критик. Пегги стояла у истоков того, что несколько лет спустя вылилось в целое направление – абстрактный экспрессионизм. Она сумела разглядеть талант молодого Джексона Поллока и назначила ему ежемесячное пособие, которое позволило художнику уволиться с работы и посвятить себя живописи. На одной из экспозиций в ее галерее все картины были написаны только женщинами – творческая дерзость для того времени. Как позже иронизировала Пегги, одна художница оказалась явно лишней – та, которая увела у нее Макса Эрнста. Он помогал жене с организацией выставки и увлекся симпатичной участницей.

Детские страхи

Пегги не задержалась в Нью-Йорке надолго: в 1946 году она вернулась в Европу. Но после войны Париж уже не был прежним, и она решила покинуть столицу Франции и обосноваться в любимой ею Венеции. Гуггенхайм приняла участие в знаменитой Венецианской биеннале и была единственным частным лицом, выставлявшим свою коллекцию, все остальные павильоны были отведены для представительств целых стран. Пегги очень любила шутить по этому поводу – она говорила, что теперь чувствует себя новой европейской державой и ей это нравится. Не обошлось без накладок: рабочие, монтировавшие выставку, едва не выбросили скульптуру Колдера, потому что сочли ее просто кусками старого искореженного железа. 

Когда ей перевалило за семьдесят, она начала задумываться о будущем «детей» – именно так Пегги называла свои картины и скульптуры. Она действительно вложила всю душу в эту коллекцию, а не в реальных, настоящих потомков. У нее было двое детей от первого брака: после развода сын Синдбад остался с Лоренсом Вейлом, а дочь Пегин – с матерью. Дети росли недоласканными и недолюбленными, Пегги могла в сердцах бросить дочери-подростку: «Лучше бы у меня была картина Пикассо вместо тебя». И если Синдбад с годами просто превратился в разочарованного циника и пьяницу, то Пегин, художница средней руки, умерла в сорок один год, приняв перед сном термоядерную смесь из транквилизаторов и алкоголя. Было это случайностью или самоубийством, так никто и не понял. Как заметил один из биографов, лучше всего миссис Гуггенхайм удавалось строить отношения с животными и произведениями искусства, детям отводилось место где-то на задворках ее персональной вселенной. Чтобы заполучить вожделенную картину или скульптуру, Пегги была готова пойти на все: подумывала, например, о том, чтобы соблазнить скульптора Бранкузи и выйти за него замуж. А когда Пегги пришла в студию Пикассо, тот долго игнорировал посетительницу, а когда повернулся к ней, недовольно пробурчал: «Мадам, отдел нижнего белья находится на втором этаже». Но Пегги стерпела это – потому что надеялась заполучить картину Пикассо.

Пегги Гуггенхайм скончалась в 1979 году. Уже на следующий год в ее венецианском палаццо открылся постоянно действующий музей, который теперь ежегодно посещают около 300 000 туристов со всего света. Мечта безумно влюбленной в современное искусство все же сбылась, пусть это произошло и не сразу. 

ТЕКСТ: Елена Коровушкина

Источник