Вышел роман о том, как оккупанты сделались чиновниками, а чиновники — оккупантами.
Итак, в 1941 году Гитлеру все-таки удалось взять Москву. Но победа оказалась пирровой: подчинив огромное пространство, населенное миллионами людей со своим жизненным укладом, захватчики в итоге растворились среди побежденного народа, постепенно утратив свою ментальность. Прошло меньше шести десятилетий — и где вы теперь, потомки истинных арийцев, чьи танки утюжили арбатскую брусчатку под музыку вагнеровского "Полета валькирий"? Ау, нибелунги! Ау, сверхчеловеки! Куда подевался ваш хваленый ordnung?
В новой книге Александра Терехова немцы давно не хозяева Москвы, захваченной их предками, а ютятся на правах приживалов. Главный персонаж Эбергард руководит пресс-центром одного из столичных округов, притом не самого важного. Соплеменники Эбергарда — Хериберт, Фриц и Хассо — приписаны к районным управам и тихо копошатся на должностишках пока еще хлебных, но уже третьестепенных. Рудиментарная аккуратность и принадлежность к нации завоевателей не гарантируют им безоблачной жизни; любой новый назначенец может перетряхнуть кадры и поставить "на финансовые потоки" своих. Это и происходит в финале романа: Эбергарду и прочим арийцам дают пинка, а освободившиеся места оккупируют мутные люди с руками-ковшами, чье главное предназначение — хапать...
Роман "Немцы" уже успел получить две литературные премии — "Большая книга" и "Национальный бестселлер". Книга и впрямь большая, объемная, но станет ли она бестселлером, покажет будущее. У романа есть достоинства, хотя едва ли художественные: два редактора, приставленных к Терехову издательством "Астрель", не сумели уберечь читателя от "мелкоживотных когтей", "укоряющих мелкозубых мыслей", "закричавших глаз", "по-старообрядчески двупалых свиных ног", от "разговора с дизайнером с наклеенными ресницами" и прочей "беготни друг за другом с потными головами по новому снегу".
"Старческая жадность к любой детали, одышливое нервное многословие, стремление охватить в одной фразе все видимые глазом мелочи" — эти черты прозы Терехова, замеченные рецензентом "Литгазеты" еще два десятилетия назад, видны и сегодня. Ничего не изменилось — разве что фразы стали еще длиннее: некоторые растянуты аж до размеров страницы. В тексте "Немцев" по-прежнему так же тесно и душно, как в переполненном вагоне метро: "разнокалиберные коробки с микроволновками, автомобильными телевизорами, суперпылесосами, компьютерами и ящиками вина", "подальше от разговоров, чоканий, спортивных трансляций, грохота, сопровождающего поглощение пищи", "с какими-то блестящими мелкими штучками, прилепленными на веки, кольцами, запахом, краешком красных трусов и браслетами", "согласились стать мусорщиками, проводниками поездов, расклейщиками объявлений, вахтерами, водителями, продавцами, массажистами, нянями грудных детей, дворниками, кассирами платных туалетов, переносчиками тяжестей". Не роман, а реестр.
В книге Терехова Москва, пережившая оккупацию, мало чем отличается от столицы времен Лужкова. Ну разве что административные округа в этой реальности нарезаны чуть иначе, географические названия слегка изменились, бургомистра и его бизнес-жену зовут не Юрием и Леной, а Григорием и Лидой. Вот и вся разница. Прочее же знакомо до боли: тут и архитектурная экспансия "имперского стиля" в духе Шпеера, и наглая ложь официозных СМИ, и стирание грани между рэкетиром и правоохранителем. Но прежде всего — тотальная коррупция, пронизывающая все этажи человеческого муравейника.
Антикоррупционный пафос — сильная сторона романа. Даже на фоне антилужковской публицистики канала НТВ роман Терехова выигрывает за счет искренней, почти на физиологическом уровне, ненависти повествователя к чиновничьему классу. Для автора это не люди, а монстры и зомби: "жирный, одышливый, возвышавшийся над всеми преждевременно облетевшей головой", "что-то в нем дополнительно болезненно приоткрылось, как окаменевшая и заросшая слизистой зеленью раковина, внутри которой блеснуло какое-то дрожащее окровавленное желе", "словно рубанком со стальным широким лезвием хитрому хохлу в косметических сезонных целях сняли старую кожу вместе с глазами", "лицо пятнистое, с какими-то впадинами и разрыхлениями", "растопырил малиновые, словно отдавленные, пальцы", "щеки подрагивали, словно во рту Хериберт держал бьющееся сердце"... Может, по роману Терехова и не удастся снять обличительное кино о чиновниках столицы, зато книгу легко превратить в сценарий голливудской страшилки — в духе "Чужих" или "Ночи живых мертвецов".
Исполнительный директор "Национального бестселлера" Вадим Левенталь, желая похвалить роман лауреата, красиво назвал его "прозой, от которой сердце в груди поворачивается". Надо полагать, это то самое сердце, которое раньше побывало у бедняги Хериберта во рту.