В этой книге об истории Чечни маловато Чечни и почти нет истории.
Вдохновителем и заказчиком книги Германа Садулаева о древней и новой Чечне, от трилобитов до Рамзана Кадырова, стал телепублицист Михаил Леонтьев, который напечатал ее сокращенную версию у себя в еженедельнике "Однако". Теперь вышло и отдельное издание. "Это интересная книга, и я думаю, что многим людям, особенно в России, будет полезно ее почитать". Так без ложной скромности говорит о своем произведении сам автор — писатель по призванию, юрист по образованию и историк по ситуации.
О конкретной пользе произведения можно дискутировать (в конце концов, даже не все йогурты одинаково полезны), зато насчет потенциального интереса публики не поспоришь: он предсказуем. Полагаем, что сам академик Фоменко будет читать эту книгу в состоянии легкого обалдения, переходящего в острую зависть. Ну, кому еще, кроме Садулаева, придет, например, в голову идея пресерьезно называть древний Киев "еврейско-варяжским городом"? Должно быть, легендарные основатели города на Днепре Кий, Щек и Хорив тайком принадлежали к потерянному колену Израилеву. Впрочем, у Садулаева между понятиями "история" и "политическая история" такая же дистанция, как между титулом "государь" и обращением "милостивый государь". Если обычный зануда-историк ценит факты и загромождает всякую мелкую публикацию километровым списком использованной литературы, то историку "политическому" дозволено отрицать само понятие факта ("мы не знаем, как все было на самом деле. И никогда не узнаем наверняка") и потому "не отягощать книгу библиографическими ссылками". Здесь библиография занимает всего страничку и состоит из одиннадцати позиций, а наиболее цитируемый автором источник — Большая советская энциклопедия, выпущенная при Брежневе.
Из двух с половиной сотен книжных страниц новейшим временам отведено всего пятьдесят, остальные посвящены давно минувшему. Однако если для обычного историка прошлое важно и само по себе — как некая данность, то его "политический" собрат обращает взор к старине только как к подспорью, с утилитарной целью: чтобы увидеть в прошлом "черты современности" и тем самым "понять современность". А значит, уверен автор, события былых времен можно и нужно "описывать в современных реалиях — других терминов у нас нет". На самом деле, конечно, историки не жалуются на пробелы в терминологии, но зачем лишние заморочки Садулаеву?
Не тратя лишних усилий, автор книги описывает седую древность первыми попавшимися словами, взятыми из газет, телеящика, уголовного сленга, уличного мусорного арго, а то и просто с потолка. Таким образом Хазарию (650—969 годы) у Садилова сперва "колбасило" от одной мировой религии к другой", потом каганат сделал ставку на иудаизм и получил "высокий кредитный рейтинг у международных "банков", но оказался "коммерсантом без крыши". Вскоре начался "развал федерации", потом хазарские "евреи-олигархи" бросились искать "запасные аэродромы", догадавшись, что Хазария — это "схлопывающийся проект". Затем появились монголы, решившие "проблемы логистики": они ввели "ограниченный воинский контингент", и вскоре "конституционный порядок" был восстановлен. А потом древние кабардинцы стали внедрять "актуальные политические технологии"...
Временами текст "Прыжка волка" начинает походить на "Всемирную историю, обработанную "Сатириконом", с той, однако, существенной разницей, что юмористы Аверченко, Тэффи и другие сознательно писали пародию, а текст Садулаева приближается к пародийному помимо желания повествователя. Рассказывая о средневековой работорговле, автор бестрепетно использует слова "трафик", "зомби", "культурный шок", "масштабные поставки на государственном уровне" и пр. Характеризуя торговые связи Хазарии с соседями, писатель цитирует мультфильм "Трое из Простоквашино", а отношения варягов и хазар (и чуть позднее аланов и нахов) описывает фразой из "Крестного отца". И когда писатель называет князя Игоря и княгиню Ольгу "престарелыми шведами", читатель уже испытает к автору нечто вроде благодарности за то, что тот хотя бы не употребил применительно к названным персонажам словосочетание "шведская семья" и не уподобил князя Святослава, например, Карлсону...
Писателю не откажешь в дальновидности. В одном из интервью он заранее называет своих будущих критиков предвзятыми: дескать, его книга на Кавказе "может вызвать острую реакцию со стороны националистически настроенных кругов". Что ж, рискуя прослыть чеченским националистом и даже ваххабитом, рецензент вынужден признать, что не ожидал от редакторов "Альпины" такого попустительства, а от небесталанного писателя Садулаева — столь очевидной и бросающейся в глаза халтуры.