Сергей Максимишин/PHOTOXPRESS.RU

История о том, как Ксения Собчак превратилась из героини светской хроники в участницу протестного движения.

  Телеведущая Ксения Собчак, похоже, становится на ТВ персоной нон грата. По крайней мере две престижные телевизионные премии — сначала "Муз-ТВ", а потом и "ТЭФИ" — отказались от сотрудничества с ней по не вполне понятным причинам. На прошлой неделе немецкая газета The Financial Times Deutschland назвала Собчак "падшим ангелом Путина". "Ее считали далекой от политики светской львицей, указывали на ее хорошие отношения с вновь избранным президентом, однако с того момента, как Собчак встала на сторону оппозиции, она, похоже, попала в черный список", — отмечает издание. В Кремле действия дочери бывшего мэра Санкт-Петербурга Анатолия Собчака, под руководством которого нынешний президент Владимир Путин начинал свой путь в большой политике, "по-видимому, расценили как предательство, и это может означать конец ее карьеры". "Снисходительность никогда не была отличительной чертой характера Путина", — полагает газета. Что думает по этому поводу сама Ксения Собчак?

ПРОФИЛЬ: Интервью предлагаю начать с главного. Какие у вас претензии к главному — Владимиру Владимировичу Путину?

Собчак:

ПРОФИЛЬ: Может быть, я задам злой вопрос: а вы-то тут при чем? В своих интервью вы многократно подчеркивали: Путин — единственный человек, который в самые трудные годы поддерживал вашу семью. "Я всегда буду ему за это благодарна, и именно это не дает мне права высказываться даже на тему вещей, с которыми я не согласна", — говорили вы.

Собчак: Это правда, это действительно так.

ПРОФИЛЬ: Но то, что вы говорите про систему и того, кто ее построил, входит в противоречие с обетом молчания по поводу Путина, к которому вас должен призывать моральный долг благодарного человека!

Собчак: Я не считаю, что это входит в противоречие. И постараюсь объяснить, почему. Представьте себе человека, близкого человека, который серьезно болен. Ты видишь это и говоришь ему: "Тебе нужно иди к врачу, нужно лечиться, иначе ты не сможешь полноценно жить дальше!"

А он вместо этого говорит: "Нет, давай, я лучше пойду к целителям, каким-нибудь хиромантам..."

ПРОФИЛЬ: А еще лучше — вас посылает к хиромантам.

Собчак: Нас он даже не к хиромантам посылает, а к "волшебникам"! (Смеется.) Однако, как бы там ни было, в этой ситуации, как мне кажется, главное проявление дружбы заключается в том, чтобы сказать этому человеку о его проблемах. Как бы болезненно он на эти слова ни реагировал. Ведь, на мой взгляд, альтернатива изменению системы — гражданская война. А я заинтересована в стабильности.

ПРОФИЛЬ: Это вообще возможно?

Собчак: Я на это надеюсь. А пока есть надежда, нужно за это бороться.

ПРОФИЛЬ: Но ведь система построена под личность, а не под идею. Это ведь путинская вертикаль, а не сечинская или сурковская. Как он будет существовать без этой системы?

Собчак:  Эта система уже себя изжила. И я не представляю, как она сможет функционировать в таком виде еще какое-то время. Но для меня не является идеальным вариантом насильственная смена власти, приход в Кремль людей, у которых нет опыта, которые совершенно не понимают, как управлять государством. Возможно, они идут к власти с благими намерениями, но даже при этом не факт, что они справятся. Поэтому для меня идеальное развитие событий заключается в том, чтобы Владимир Владимирович начал диалог с этими людьми. Вот и все. Радикальных изменений от него никто не ждет, но разного рода ужесточения — законопроект о митингах, репрессии, отъем бизнеса, запрет на телевизионное вещание — все это шаги в противоположную сторону. Это значит, система еще ближе подходит к своему собственному концу, в котором я лично абсолютно не заинтересована.

ПРОФИЛЬ: Трансформация системы ценой ухода Путина — допустимая цена для вас?

Собчак: Я не очень верю в такой драматический вариант развития событий.

ПРОФИЛЬ: Нет, я не имею в виду ужасов революции, речь идет о мягком сценарии — как у Горбачева, который так активно реформировал систему, что в итоге остался не у дел.

Собчак: В такой вариант я тем более не верю: Путин не Горбачев. Он гораздо более жесткий политик. А главное, ему по-настоящему есть что терять, в отличие от Горбачева. Он понимает, что через такую смену власти он не получит никаких личных гарантий безопасности, гарантий безопасности семьи, своих связей и капиталов. И поэтому я, скорее, допускаю, что ему придется пойти в сторону Лукашенко. Хотя я почти уверена: он сам этого не хочет. Для Путина важно, чтобы Россия была интегрирована в мировые процессы, хотя бы потому, что иной вариант противоречил бы ее экономическим интересам: мы просто не выживем.

ПРОФИЛЬ: Вы сказали: "ему по-настоящему есть, что терять". Что вы имели в виду?

Собчак: Я имела в виду, что при таком сценарии он наверняка будет подвергнут преследованию, в том числе и уголовному. Это история, когда человек понимает: либо он удерживается у власти до последнего, либо есть большой шанс, что те люди, которые его сменят, начнут его преследовать. Хотя бы потому, что часть общества, настроенная наиболее радикально, будет от них этого требовать.

ПРОФИЛЬ: То есть в определенном смысле у Путина есть шанс повторить судьбу вашего отца, в отношении которого после его ухода с поста мэра Санкт-Петербурга также были начаты преследования?

Собчак: Не думаю, что мы об этом говорим. Потому что в отношении отца была развязана политическая травля, но даже те люди, которые его тогда преследовали, не смогли найти никаких экономических преступлений, кроме того, что им якобы было нарушено какое-то правило, регламентирующее порядок перепланировки двух квартир. На фоне Лужкова, согласитесь, это просто смешно!

ПРОФИЛЬ: А за Путиным стоит нечто большее?

Собчак: Я не люблю говорить о вещах, о которых я имею представление, как и большинство наших сограждан, исключительно из Интернета — с сайтов "РосПил", "РосЯма" и так далее. Но очевидно, что наверняка желающих "пришить ему дело" будет предостаточно.

ПРОФИЛЬ: А вы когда познакомились с Путиным? Ведь из всех деятелей оппозиции вы, пожалуй, одна из немногих, кто знает его лично…

Собчак: Нет-нет, я не деятель оппозиции. Я журналист, прежде всего, телеведущая. У нас как-то странно получается: любой человек, который выходит отстаивать свои права, тут же становится оппозицией. Это неверно. У меня все-таки политологическое образование. Оппозиция — это люди, которые предлагают некоторую альтернативную систему управления государством. Удальцов в этом смысле оппозиционер, потому что он за коммунистическую модель государства. А когда люди выходят за честные выборы, я не вижу здесь ничего оппозиционного: у нас что, есть кто-то, кто выступает за нечестные?

ПРОФИЛЬ: Тем не менее из всех этих граждан вы одна из немногих знаете Путина лично — он работал с вашим отцом. Какие у вас ощущения от общения с ним?

Собчак: Это было в детстве. Но он мне всегда казался порядочным человеком. Достаточно скромный человек — в то время он точно был таким. И мне кажется, что он имеет свою концепцию жизни России. И в этом смысле он себя считает патриотом своей страны. Я не разделяю бытующих представлений, что Путин якобы "только и думает, что бы еще украсть". Это не так. И "РосПил" не так работает. Он просто абсолютно уверен, что он с этими людьми — с людьми, которые его окружают, — может что-то делать и может им доверять. А дальше, не будучи готовым с ними расставаться, каким-то образом менять команду, не доверяя новым людям, он сам создает этот порочный круг. Система не самоочищается, нет конкуренции, и она начинает разлагаться — это общий закон любой системы.

ПРОФИЛЬ: И он уже ничего не может сделать?

Собчак: Нет, он может, но не хочет. Для него это важный системообразующий принцип — лояльность людей, которые десятками лет находятся на своих местах и которым он может доверять.

ПРОФИЛЬ: Как вы его называли в детстве?

Собчак: Я звала его Владимир Владимирович. Вы поймите: он был человеком, который работал на моего отца. Мне было двенадцать лет. Приходят какие-то гости домой, "здрастьте-здрастьте!" — и я пошла делать уроки в свою комнату. Вот и все.

ПРОФИЛЬ: Есть мнение, что вы и Алексей Кудрин — люди, близкие к Путину еще по его питерской жизни, — засланные казачки в лагере протестующих, там работающие на него…

Собчак: Ну, это бессмысленно комментировать!

ПРОФИЛЬ: Нет, я не имел в виду вопрос "Гапон ли вы?". Я о другом: считаете ли вы, что своей общественной деятельностью вы отчасти помогаете Путину разобраться, что к чему?

Собчак: Я не играю ни в пользу Путина, ни в пользу оппозиции. Я играю в пользу здравого смысла, который подсказывает мне, что я, как человек смелый, решительный, который вышел под лозунгом "Мне есть что терять" и за это время уже потерял практически все (по крайней мере в профессиональном плане), должна говорить о том, что единственный верный путь — нахождение консенсуса. Это мой гражданский долг, если хотите. Потому что иначе будет гражданская война, и тогда уже начнется соревнование среди среднего класса — "кто быстрее доедет до "Шереметьево-2". Либо произойдет стагнация, которая приведет к не менее разрушительным последствиям.

ПРОФИЛЬ: Фразу "Я Ксения Собчак, и мне есть что терять" вы произнесли с трибуны в декабре, сейчас конец мая — начало июня. Прошло полгода. Как быстро вы все потеряли!

Собчак: У меня закрылись все телевизионные проекты.

ПРОФИЛЬ: То есть вы уже не телеведущая?

Собчак: Нет, я еще работаю на дециметровых каналах, но премия "ТЭФИ", премия "Муз-ТВ", ряд других проектов прошли мимо.

ПРОФИЛЬ: Кто, по-вашему, за этим стоит? Путин?

Собчак: Я даже не хочу об этом думать, я не знаю и знать не хочу. Я считаю, что эти действия несправедливы хотя бы потому, что я не высказываюсь против государственности. Я даже не высказываюсь против конкретной личности. Потому что я правда считаю, что конкретно я не имею на это права. Но я не могу молчать, когда ситуация идет в какой-то абсолютный тупик. И людей, которые выходят на площадь, я понимаю. Я с ними во многом солидарна.

ПРОФИЛЬ: Что было для вас точкой невозврата? Например, посадка Ходорковского, как я понимаю, вас не сильно затронула. Что вас затронуло по-настоящему?

Собчак: Выборы в Госдуму и то, как их провели.

ПРОФИЛЬ: Еще одна цитата из Ксении Собчак. "Любое элитарное движение становится в какой-то момент мейнстримом. И я предрекаю, что мейнстримом следующего отрезка жизни, которую мы проживем, станет ругать власть. Это будут делать самые конъюнктурные и подлые люди". Теперь вы вольно или невольно оказались среди этих людей.

И каково вам среди них?

Собчак: Я до сих пор так считаю. И даже, перечитав эти слова спустя несколько лет, удивилась своей прозорливости. Что я имела в виду? Сначала власть ругают те, кого принято называть интеллектуальной и творческой элитой — Парфенов, Шевчук. Они формируют общественное мнение. Дальше критика спускается все ниже и ниже и, становясь модным, популярным трендом, идет в народ. Сейчас мы видим (я, например, это вижу по событиям 6 мая), что среди тех людей, которые кричат "Путин — вор! Путина — на нары!", много маргинальной публики, людей с очень низким уровнем доходов и образования. Там, конечно, есть разные люди, но таких становится все больше. Мне это несимпатично. Многих это отпугивает. Конечно, можно иронизировать по моему поводу, но я имела в виду неизбежную маргинализацию протеста, что, собственно, мы уже наблюдаем. Не более того.

ПРОФИЛЬ: Вам самой комфортно среди протестующих?

Собчак: По-разному.

ПРОФИЛЬ: Вы приезжали на гулянья на Чистых прудах, раздавали там еду... Это была такая политическая работа — некомфортно, но надо?

Собчак: Я была каждый день на Чистых прудах, была и на Баррикадной. Один раз заехала на Арбат, когда все переместилось туда. Но поняла, что там уже началась другая история — это уже вещь в себе. Мне же было важно показать, что с частью идей, которые эти люди продвигают, я солидарна.

ПРОФИЛЬ: Кто, по-вашему, 6 мая перевел уличные отношения государства и общества в форму мордобоя — власть или оппозиция?

Собчак: Я считаю, что и с той и с другой стороны были провокации: сейчас уже не разберешь. Впрочем, очевидно, что ОМОН дико ведет себя по отношению к гражданам своей страны. Бить дубинками за то, что граждане садятся на асфальт, — это не имеет никакого отношения к защите конституционного строя. Но я понимаю, что эти обострения могут быть выгодны и оппозиции. Вспомним события 5 декабря на Чистых прудах: тогда было обострение, без которого не было бы дальнейшей массовой активности, не было бы Болотной. Так и теперь получается: очередное обострение, чтобы поднять энергию протеста.

ПРОФИЛЬ: Люди из власти, с которыми вы раньше общались, изменили к вам отношение после того, как вы занялись общественной деятельностью?

Собчак: Человеческая трусость никогда не была для меня открытием: все то же самое происходило с моим отцом. Люди хотят перестраховаться, и им лишний раз страшно даже к телефону подойти.

ПРОФИЛЬ: Ваша карьера телеведущей, как бы сказать помягче, временно приостановлена. Что дальше? У вас есть политические амбиции?

Собчак: Я как раз сейчас решаю, чем мне заниматься. Но я не площадной трибун, я созидатель. Вся моя деятельность — это всегда создание какого-то продукта: телевизионного, какого-то еще. Разрушение ради разрушения — это не моя стезя.

ПРОФИЛЬ: Но теперь вы многое поставили на кон. Ради чего?

Собчак: Я не воспринимаю это, как то, что я что-то ставлю на кон. Ситуация была безвыходная. В том смысле, что в день митинга на Болотной в декабре прошлого года моя совесть не позволила мне остаться дома. Я не могла себе представить, что все мои друзья, все люди, которые мне близки по духу, туда пойдут, а я в это время буду делать маникюр или поеду на съемки. Это тот случай, когда по-другому ты не можешь.

ПРОФИЛЬ: То есть вы девушка иррациональная?

Собчак: Я никогда не была рациональным человеком.

ПРОФИЛЬ: Как ваша мама-сенатор относится к вашей протестной активности?

Собчак: Переживает, конечно. Она другой человек, она человек во многом лояльный. Она член Совета Федерации…

ПРОФИЛЬ: У Ильи Пономарева мама, кстати, тоже член Совета Федерации: раньше была проблема отцов и детей, теперь — детей и матерей…

Собчак: Получается, так.

ПРОФИЛЬ: Пять лет назад я спрашивал Людмилу Борисовну Нарусову, видит ли она политическое будущее для своей дочери Ксении Собчак. Она тогда сказала, что, к сожалению, это неизбежно…

Собчак: Я могу честно сказать: в той ситуации, которая существует сейчас, я не хочу заниматься политической деятельностью. Но если меня сейчас отовсюду выгнали, у меня реально нет работы и я правда хочу что-то полезное делать для страны, может так получиться, что меня просто подтолкнут к тому, чтобы заниматься политикой.

ПРОФИЛЬ: В этом году Анатолию Александровичу Собчаку исполнилось бы 75. Доживи он до наших дней, каким было бы его место в путинской России?

Собчак: Я не берусь об этом судить. Но он был абсолютным, убежденным демократом, человеком демократических взглядов. Хотя сам по себе он был жесткий, авторитарный в чем-то человек. Но можно быть авторитарным человеком и при этом разделять демократические ценности. Именно поэтому, проиграв выборы Яковлеву (Владимир Яковлев победил на выборах губернатора Санкт-Петербурга в 1996 году. — "Профиль") с разрывом в 1,2%, Собчак собрал вещи и ушел из Смольного. Так мог поступить только сильный человек...

Источник