Прежде чем стать актером, Хью Джекман изучал экономику, юриспруденцию и даже журналистику.
Смешно сказать, но первым делом смотришь на костяшки его пальцев. Эффект Росомахи. Что бы и кого бы теперь ни сыграл доблестный австралиец Хью ДЖЕКМАН, впечатлительному зрителю будут мерещиться стальные когти. У 42-летнего Джекмана пронзительно зеленые глаза, взъерошенные по моде волосы, опять же клевая трехдневная небритость и сильно накачанные руки - в любые эпохи модные. Он интеллигентен и мягок в разговоре, не стремится нагнать самовозвеличивающей пурги, как иные суперзвезды. Вообще по жизни этот блистательный выскочка из страны антиподов нетипичен для голливудской мегалиги. Мы встретились с Хью в Беверли-Хиллз, на презентации нового боевика "Живая сталь". Как сказал мне режиссер фильма Шон Леви, это футуристически навороченный вариант сказки про боксера Рокки и про вечную американскую мечту "из грязи - в князи".
- Хью, я уверен, вам присылают десятки сценариев. Выбирай - не хочу. Почему вы выбрали этот?
- Отец и сын. Их отношения. Меня эта линия очень растрогала. А тут еще мой сынишка стал просить почитать ему на ночь. Под рукой оказался только сценарий. Думаю: почему бы ему не рассказать эту историю, тем более там про бокс с роботами? Сын захныкал: хоть маленький, а знает, какими занудными бывают голливудские сценарии. Я ему: давай хоть одну страничку. И я влип! Потому что дней десять подряд читал ему на ночь сценарий "Живой стали" - снова и снова.
- В общем, детское кино.
- Ну, не только. Взрослым тоже может быть интересно, особенно тем, кто сохранил непосредственность восприятия.
- Вы бы хотели, чтобы дети пошли по вашим стопам?
- Если они сами захотят. Но я против, чтобы главной мотивацией стали деньги и слава. Ничего хорошего не получится. Тогда пусть уж лучше, как мой отец, идут в бухгалтеры. Актерство без любви не работает. Отец был против моего выбора, но, когда увидел, что я не представляю иного будущего, стал мне помогать, за что я ему благодарен. Моему сыну Оскару сейчас 11 лет. Когда ему было семь, он снялся со мной в фильме "Австралия". Мы выехали на натуру, он делал уроки в вагончике: только с этим условием отпустили из школы. Мальчик видел, что снимаются дети аборигенов и другие ребята, и ему было страшно обидно. Я не смог отказать: Оскар четыре дня участвовал в массовой сцене. Толпа и он в ее гуще спускались по ступенькам к верфи, а потом поднимались на борт судна. Отснявшись, Оскар сказал: "Папа, у тебя самая скучная профессия на планете, я никогда не пойду в актеры". В душе я возликовал: "Ура!" Но виду не показал.
- Как примерному отцу, вам не сложно было перевоплощаться в не самого лучшего папашу на свете?
- Напротив, я ловил кайф! В жизни таких грубых слов своему сыну не говорил, как в этом фильме я говорю Максу, которого играет отличный канадский парнишка Дакота Гойо. Но дальше происходит нечто такое, что понимаешь: этому неудачнику и никудышному отцу должна улыбнуться удача. В общем, Чарли получает второй шанс. И это страшно ответственно, потому что проиграть для него - это все, точка.
- Если бы у вас был продвинутый робот дома, какие дела вы бы ему перепоручили?
- Вещи, которые я не люблю делать. То есть практически все! (Смеется.)
- Например?
- Признаюсь, если есть противоположность "золотым рукам", то это я. Когда изобретут робота-рукодельника, я куплю его за любые деньги.
- Продвинутые технологические феньки типа айпэда вас привлекают?
- Наверное, нет. Я вхожу в 80% населения, которое долго раскачивается, прежде чем перейти на новый уровень. Обычно отстаю от технологической моды года на два. Так, у меня компьютер трех-четырехлетнего возраста. И меня он полностью устраивает: брожу по Сети, посылаю и читаю имейлы. Вот и все. Наверное, использую процентов пять компьютерной памяти. Может быть, потому что и своей памяти я использую примерно столько же.
- А айпэд у вас есть?
- Стыдно сказать - есть. Это меня жена подвигла: милый, это такая знатная штука! Она меня уболтала, что и детям эти штуки просто жизненно необходимы.
- В ключевом эпизоде вы весьма убедительно боксируете, правда, не на ринге, а с воображаемым соперником. Брали уроки?
- Да, пришлось. Шугар Рей Леонард не давал мне пощады, он мировой чемпион и марку держит. Говорил: ты, конечно, будешь хвалиться, что я тебя тренировал, так что давай, парень, потрудись. Ты же должен прилично боксировать, а иначе какой я, к черту, тренер? А еще меня усиленно тренировал почти два года Майкл Оладжиде, бывший боксер-чемпион по кличке Шелк.
- В нокдауны вас не отправляли именитые наставники?
- Нет. У нас был неконтактный бокс. Вы разочарованы? То есть он был неконтактный для меня. А вот моему дублеру-каскадеру Эдди Давенпорту досталось по полной программе. В одном эпизоде мне самому пришлось его бить. Один, второй, третий дубль. Эдди работал молча и спокойно. И лишь потом я узнал, что сломал парню два ребра.
- А говорят, актерство - безобидная профессия...
- Всякое бывает. Но если говорить об актерской доле, то ты беззащитен перед зрителем. Не можешь скрыть свои страхи и комплексы. Все видно как на ладони. Не спрячешься за маской, какой бы эффектной она ни была. Чтобы не впасть в депрессию, нужно разобраться в себе, своем потенциале и не думать, что тебе подвластно все. Позитивная самокритика - лучшая терапия.
- А как вы стали актером?
- После нескольких не-удачных попыток выбрать другую карьеру. Я начал довольно поздно, в 26 лет. И сразу влюбился в актерство. Без памяти, на всю жизнь. Великое счастье - любить то, чем занимаешься. Поэтому я никогда не устаю, не замечаю времени на съемочной площадке. Что, неужели еще один день прошел?!
- Что повлияло на выбор карьеры?
- Уж никак не семья. Отец мой был бухгалтером в фирме Price Waterhouse, брат - адвокатом. Я изучал экономику и юриспруденцию, был на хорошем счету. Но месяцев через шесть меня как пробило: ну не мое это. Отправился путешествовать по миру, целый год колесил по разным странам. А затем стал изучать журналистику и массмедиа, получил диплом бакалавра. Мне не хватало всего двух баллов для диплома, когда я записался в студенческую постановку пьесы Вацлава Гавела "Меморандум". Гавел, знаете, такой чешский троцкист, который стал после краха коммунизма лидером страны. Так я попал на сцену.
- Для вас принципиально, в какое кино зовут? В драму, комедию или фэнтези, где нужно выпускать когти?
- Играть Росомаху оказалось делом сложным, особенно поначалу. Я совсем другой по характеру, чем мой герой. Пришлось сильно напрячься. Кто-то, может, смотрит на меня в "Людях Х", на мои прыжки и гримасы, и ему кажется, что все легко дается. Нет, это вовсе не прогулка в парке. И даже роли совсем другого плана - как в "Кейт и Леопольд" и "Пароль "Рыба-меч" - тоже даются нелегко. Но это невидимые миру слезы, не будем размазывать их по щекам.
- Почему именно Австралия стала кузницей актерских кадров для Голливуда?
- А вы хотели, чтобы это была Ирландия? Мы сами потомки ирландских каторжников, так что у нас веселые и грозные гены. Но если честно, я не знаю, почему австралийские актеры так успешны в Америке. Может, добротная британская актерская школа сказывается, а может, амбиции пришельцев с края света. Но не надо идеализировать Австралию. У нас хватает дурных актеров. И все мы делаем ошибки, играем нередко плохие роли. Среди австралийцев мало тех, кто добился известности в юности, в 18-20 лет. Хит Леджер, пожалуй, - самое известное исключение. Обычно, чтобы научиться держаться в седле, нужно время. Но попав в Америку, держимся вместе, что-то наподобие неофициального клуба.
- С кем из соотечественников вы дружите?
- С Николь Кидман, Наоми Уоттс. Самый близкий друг - Эрик Бана. Он не уехал из Австралии. Живет в своем городке, ходит в одно и то же кафе, где знает всех. Занимается джоггингом по утрам. Я так не могу. Меня всегда гложет муза странствий, мы с женой кочевники по натуре.
- Слава облегчает вам жизнь?
- Джон Траволта мне как-то сказал: если ты плохой парень, то слава усиливает отрицательные свойства твоей личности. И наоборот. Например, Пол Ньюман был очень щедрым и благородным человеком, и слава дала ему широкие возможности проявлять щедрость и благородство, стать образцом для подражания. Про себя могу сказать, что я терпимый и покладистый, всегда могу договориться с кем угодно. В нашей профессии стресс и страх очень сильны. И когда режиссер сильно давит на актеров и их нервирует, я могу отвести его в сторонку и сказать: слушай, если ты будешь так продолжать, я тебе могу врезать, так что не обижайся. Спокойно так говорю, с улыбкой. И знаете, действует безотказно. (Смеется.) Правда, часто именно трудные, ершистые режиссеры - самые талантливые, так что я всегда предпочту работать именно с ними.