Культура

продолжительность:

01:03

Владимир Молчанов в передаче "До и после полуночи"

Сегодня 60 лет исполняется автору знаменитой программы «До и после полуночи» [видео + аудио]

Дмитрий СМИРНОВ — 07.10.2010

Два десятка лет назад, если и были в СССР люди популярней Владимира Молчанова, их было немного. Автор первой "несоветской" программы на советском телевидении с незамысловатым названием "До и после полуночи" был всем кем угодно: символом перестройки, властителем дум, ниспровергателем строя, рупором эпохи... С Молчанова началось все нынешнее телевидение, уже после него появились "Взгляд", "600 секунд" и прочие. Объяснить, что это было такое, тем, кто не жил в то время, невозможно. А те, кто жил и видел сам, вряд ли забудут. Но вспомнить пройденное всегда полезно, тем более что повод есть: сегодня Владимиру Молчанову исполняется 60 лет.

"В люди вышел благодаря "Комсомолке"

- Владимир Кириллович, вы сами-то себя символом эпохи считаете?

- Это глупость! Символ эпохи - это потому что нас было двое всего: "Взгляд" и "До и после полуночи". Больше смотреть нечего было. Поэтому и легко было стать популярным. Я всю жизнь был журналистом и помру им.

- В сервисе YouTube набираешь "До и после полуночи" - вываливается единственная ссылка. Анонс программы Светланы Сорокиной про вашу программу. От знаменитой программы не осталось вообще ничего?

- Записей программы нет, их уничтожили. Когда я уволился в мае 1991 года из Гостелерадио по собственному желанию, то исчез весь архив, который должен находиться в Гостелерадиофонде. Там нет ни одного выпуска "До и после полуночи", кроме "Голландского дневника". Это все было либо размагничено, либо кто-то украл.

- Как вы вообще попали из голландских собкоров АПН во властители дум эпохи перестройки?

- Это был колоссальный поворот судьбы. Я ведь благодаря "Комсомолке" в люди вышел!  Если бы не серия моих публикаций в "Комсомольской правде" о неразоблаченных нацистских преступниках, так бы и писал о сотрудничестве цветоводов СССР и Голландии, "все о русской балалайке". Но я занялся нацистами, и это перевернуло мою жизнь.

"Взгляд" партбоссы ненавидели"

- Откуда пошло "До и после полуночи"?

- Я пришел 3 января 1987 года на телевидение международным комментатором в программу "Время". Мы репетировали с Майей Сидоровой утреннюю программу. Приехали люди из агитпропа ЦК КПСС, посмотрели и сказали: "Вы что, с ума сошли? Такая программа советским людям не нужна. Гимн должен звучать, люди в черных костюмах стоять". И уехали. Кто-то подходит из редакции программы "Время": попробуйте на ночь что-нибудь сделать. И через две недели вышла передача. Первая называлась "Информационно-музыкальная программа". Уже со второго выпуска она стала называться "До и после полуночи". Название, по-моему, придумал Ольвар Какучая. Нас выпустили в субботу в половине двенадцатого ночи. Говорят, это было большое потрясение для страны. Люди были в шоке уже от того, что ночью телевизор не перестал работать, как обычно, а, наоборот, начал показывать что-то необычное.

Владимир Молчанов: Нашу программу не закрывали, потому что думали, что кто то разрешил это

И пошло-поехало. Выходили не каждую субботу. Иногда два раза в месяц, иногда раз. Со второй-третьей программы мы поняли, что мы единственные в ночном эфире. Почему не закрывают - непонятно. Делали что хотели, но никто не боялся. Уже так надоело бояться всего, что наплевать было. И пошли совершенно недопустимые вещи про Ленина, про  белую эмиграцию, про диссидентов.

- Но цензура-то была?

- А как можно было литовать меня, когда я сижу в прямом эфире? Мы в 11 утра выдавали на Дальний Восток программу, где было приблизительно только 30% того, что шло на ночь. Гостелерадио смотрело, говорило: замечательно, замените только того американского певца на  Толкунову, а так нормально. Но когда они видели ночью итоговую программу, им становилось дурно. В понедельник была летучка. Я на первую сходил и с тех пор зарекся. Там нам доставалось по полной: антисоветизм, попрание устоев. Но они думали, что кто-то это разрешает. Тогда же в стране шла страшная борьба. Здесь Лигачев, там Яковлев, здесь Шеварднадзе, тут Крючков.

Наверху сами не могли разобраться, что делать. А мы этим пользовались. Потом "Взгляд" через 7 месяцев появился. "Взгляд" партийные боссы ненавидели гораздо больше, чем нас. "Взгляд" взял самые болезненные темы. Мне говорили, что я очень респектабельный, а они несли в эфир чего хотели. Я-то хоть один в студии, а эти сидят вчетвером, орут! Их  боялись. Больше за ними следили, чем за мной. Но музыка у нас была самая лучшая.

- Интересное время было.

- Это был первый раз, когда мы могли свободно начать что-то говорить и писать. "Огонек", "Комсомолка", "Московские новости". Это было совершенно новое рождение  журналистики.

"Скандал из-за презерватива"

- Нет ощущения, что время было наивным?

- В чем-то наивное. Один из самых больших скандалов случился после того, как я первым произнес слово "презерватив" по советскому телевидению. В мою передачу пришел Вадим Покровский, который тогда руководил лабораторией против СПИДа. Речь пошла, что надо с этим делом бороться. Потом это стало предметом пародии. Максим Галкин сделал первую пародию на меня. "Скажите, князь, отбросим ханжество и поговорим о презервативах". Вот тогда мы получили раза в два больше писем. Абсолютное большинство писавших были школьные учительницы.

- Из-за рубежа была какая-то реакция на вашу программу?

- Как-то прошел сюжет - интервью с главным психиатром Москвы. Вот он в эфире, спрашивают: многие диссиденты  были  помещены в психиатрические клиники с диагнозом "шизофрения". Психиатр мнется в кадре и говорит: да, в общем, чаще всего инакомыслие рассматривалось советскими психиатрами как одна из форм вялотекущей шизофрении. Проходит полторы минуты, мне показывают из-за стекла, что что-то произошло. Мировые агентства спустя полторы минуты из Москвы передали по всему миру, что наконец признали, что сажали инакомыслящих как шизофреников. Сейчас отрешили Лужкова от должности - общество это взрывает. Хотя меньше, чем раньше. Уже все устали от этого. А тогда это взрывало страшно. Аудитория набиралась до 150 миллионов.

"Работал под Доренко"

- В какой момент вы поняли, что слава на вас свалилась огромная?

- В понедельник, после передачи. Я пошел в магазин "Диета", в котором не было вообще ничего. Встал в очередь за треской. Вышла дама, директриса магазина. Подошла ко мне, взяла за руку: "Вам не надо здесь стоять". И отвела меня куда-то вниз, где все было.

- Сейчас людям сложно объяснить, что было время, когда в магазинах ничего не было.

- Был случай, когда моей жене дали треской по лицу. Последняя рыба была, они вдвоем ухватились с какой-то теткой за эту треску. Та оказалась поздоровее. Я как-то раз принес домой 20 килограммов израильской сушеной фасоли. Около школы дочери был овощной магазин. Я иду мимо с дочерью, выскакивает директор овощного: "Заходи!" Израильская  фасоль. Но брать надо не меньше 20 кило. Ну давай. Он мне положил. С тех пор дочь в рот не берет фасоль.

- Что за история, когда вас за Доренко приняли?

- Для меня это самый большой комплимент: одна тетка золотозубая, дыша на меня луком, бросилась меня целовать и говорить: "Мой любимый диктор с "Добрый вечер, Москва!" Мукусев!" Она перепутала все! Сколько раз Познером называли. А с Доренко дело было, когда мы снимали про Анни Жирардо серию в Париже. Мы послали оператора на колесо обозрения. Ему надо было раз пять проехаться, чтобы это снять. И я стою, жду, февраль, холодно. Останавливается автобус то ли из Украины, то ли из Белоруссии. Выходят мужики в кожаных куртках. Их руководитель видит меня и говорит: "Глянь, Доренко стоит. Сфотографируйте". Второй берет фотоаппарат и снимает. И все подходят и с "Доренко" фотографируются. Они так и не поднялись на колесо, сели обратно в автобус и уехали.

- Почему из всех передач того времени уцелело только "Поле чудес"?

- А его и не было тогда. Это после 1991 года.

- Первый выпуск вышел в 1990 году. Сейчас юбилей.

- Ну так это же была единственная безобидная передача из  того времени. Весь мир сейчас играет. Телевидение у нас сейчас примерно такое, как в Европе. Тихо, спокойно, как будто в Австрии. Все играют, все крутят. На итальянском телевидении все готовят бесконечно, поют, танцуют. У нас иногда даже лучше. "Минута славы" лучше, чем в Италии. У нас всегда  больше талантливых людей.

- Нет досады, что ваша слава была в десятки раз больше тех, кто сегодня является кумирами современного телевидения, а они денег получают сейчас намного больше?

- У нас в семье это не принято. Моя сестра Анна Дмитриева была 20-кратной чемпионкой СССР и первой вывела советский теннис на мировую арену, первой поехала на Уимблдон. Она получала 11 фунтов стерлингов суточных. После нее пришла Оля Морозова, которая стала первой в СССР, кто заработал 60 тысяч долларов за год, играя в теннис. Сегодня эти ребята по 20 миллионов зарабатывают. Никакой досады нет. Так сложилось.

- Почему те, кто начинал современное телевидение, невостребованы в должном объеме сегодня?

- Во-первых, востребованы периодически. Правда, не в том, в чем хотелось бы. Просто многие из нас снимали такие вещи, которые сегодня не оплачиваются и не приносят денег. "И дольше века...". Так назывался наш цикл. Первую программу сделали с Айтматовым. Смешно, что у нее был самый высокий рейтинг за десять лет на всем нашем телевидении... Потому что это была первая программа, которая вышла в эфир после пожара в "Останкино". Ее смотрели 80% населения страны. Хотя 79%, думаю, вообще не знали, кто такой Айтматов. Сорокаминутные портреты: Айтматов, Наталья Бехтерева, Анджей Вайда, Василий Аксенов. А сейчас деньги приносит совсем другое. Правда, нас и тогда ставили в эфир где-то в половине второго ночи. Мы в своих программах занимались очень политическими вещами. Все, что мы делали, даже музыка - это тоже была политика. В первой или второй программе вышел рассказ о Джоне Ленноне. "Битлз" вообще нельзя было показывать. Тальков, "Россия", "читая тетрадь расстрелянного генерала". Все была политика.

- Вы на канале "Ностальгия" в своих программах перебираете по годам то время, которое сами и раскачали.

- Правильно, раскачал. Был такой Юлий Иоффе, он был генеральным директором "Стахановугля". Это мой последний фильм на государственном телевидении.

- После которого шахта, где его снимали, взорвалась?

- Да. Он был вице-премьером, его чуть не убили. Он писал книгу, описывал, как они пустили нас снимать. Сказал: сейчас, оглядываясь назад, мы понимаем, что "Взгляд" и "До и после полуночи" раскачивали эту лодку - Советский Союз - и способствовали тому, что это рухнуло. Но мы этого не хотели.

- А чего же вы хотели?

- Нормальной страны хотели, где можно свободно ходить, говорить, свободно ездить за границу и слушать ту музыку, которую хочешь, читать  книги, которые хочешь.

- То есть страну оставить, но внутри все поменять?

- Да.

- Это казалось реально?

- Нет.

"Листьев был бы очень крутым человеком"

- Был бы жив Листьев, чем бы он сейчас занимался?

- Думаю, что начинал он как самый слабый журналист во "Взгляде". Рядом был Саша Политковский, Вакуловский, Мукусев. Но потом Влад их всех обогнал. К моменту, когда у него уже шла "Тема", он был очень сильным. Сейчас, думаю, он бы ничего не вел. Он был бы очень большим продюсером, очень богатым человеком. Думаю, он остался бы в мире телевидения, кино. А может, уехал за границу. Черт его знает? Познер свалил отсюда в Америку, а потом вернулся  и наконец получил свою славу здесь.

- У вас есть ощущение, что жизнь прожита?

- Вы с ума сошли! У меня внуку шесть лет. Его надо постараться довести до ума. Не пустить в армию, чтобы мальчика не побили. Надо постараться прожить достаточно долго. И нельзя бросать работать!

Источник